Они по-прежнему антикоммунисты, но как бы разнообразили свою деятельность за последние лет двадцать. Теперь влезли в «Золотой треугольник» по-крупному.
Я как перепугался, так и покраснел — что было бы естественно для любого, кто частенько перешучивался со своей молодой женой насчет того, что она — натуральная блондинка. Она оделила меня еще одним своим взглядом; доброты в нем было мало.
— Чарли, даже ты должен был слыхать о «Золотом треугольнике» — это район, где выращивают опий, окружен горами Бирмы, Лаоса и Таиланда. Надо полагать, ты уже понял, из-за чего все эти гаденькие войнушки. Так вот, 14К отчаянно нужен уксусный ангидрид, а получить они его могут только от нас. Теперь видишь?
— Нет, — правдиво ответил я.
— Ох горе. Уксусный ангидрид — для рафинирования морфия. Очень нужен. После рафинирования в морфий объем опия уменьшается, а цена увеличивается. После рафинирования морфия в героин происходит то же самое — скачками. Килограмм Номера Три можно купить в Бангкоке за пару сотен фунтов; как героин в Гонконге он уже стоит, наверное, £6000 оптом, что означает £30 000 на улицах. Если довезешь до Амстердама, сумму запросто можно утроить, даже заплатив наркожандармам, у которых голодные любовницы и закладная дома плачет. В Нью-Йорке же…
— Да, да, — сказал я. — Я все это знаю, хотя цены, похоже, растут от недели к неделе. И я знаю про сержанта гонконгской полиции, у которого пятьдесят шесть банковских счетов. Говоря «нет», я имел в виду: «Нет, я не понимаю, кто такой этот мы — я о том мы, который захватил полунельсоном этот уксусный как-его-там». Кто такой, на самом деле, этот «мы»? — спросил я с прекрасно отточенным небрежением к финтифлюшкам английской морфологии.
Иоанна стремительно переглянулась с комендантшей.
— О, я понимаю, — сказала она. — Ну что ж, наверное, и тебе можно. «Мы» тот — ох, черт, ты и меня заразил — мы суть… или, скорее, мы — просто друзья «Во Син Во», вероятно, старейшего туна в Китае.
— О, а, — немощно отреагировал я.
— Да. Мы как бы с ними спелись. Сейчас это объяснить сложновато…
— Белые рабыни? — деловито спросил я. Иоанна уставилась на меня, после чего хихикнула своим серебряным колокольчиком.
— Нет, Чарли, ты все ставишь с ног на голову, дорогуша.
— Временами да, — чопорно ответил я, ибо мне очень не нравится, когда о моих спаленных причудах упоминают публично. — Но о чем ты? Вы — мы — против белого рабства?
— Ну да, можно сказать и так. Да, это очень проницательно сказано, Чарли. — И она снова закатилась этим своим серебристым смехом.
— Послушай-ка, — сказал я, пытаясь взять под уздцы знаменитый норов Маккабрея. — Я человек не любопытный, но не будешь ли ты любезна сообщить мне — между нами троими…
— Четверыми, — поправила меня она. Я пересчитал нас. Мы были троими.
— Э? — уточнил я.
— Нет, Хо, — раздался у меня за спиной голос. Развернувшись, я оказался в пресловутом просаке. Позади высился массивный китайский джентльмен в шелковом костюме. До сих пор не знаю, как он проник в кабинет.
— Чарли, это мой друг мистер Хо. Мистер Хо, мой муж.
Китайский дядька воспроизвел звуки одновременно как почтительные, так и недоверчивые. Я взял себя в руки и пустился на поиски красноречивой реплики.
— Как поживаете? — вот что у меня вышло.
— Удается, — ответил он. |