— Да, — с оттяжкой произнес я. — Очень хорошо. Продиктуй-ка мне еще раз номера этих рейсов. И вот еще, Иоанна?

— Да, дорогуша?

— Скажи тому парню, который знает, как вытащить из меня этот прибамбас, чтобы он очень, очень осторожно переходил дорогу, э?

16 Маккабрей принимает на грудь больше, чем полезно, и пугается компетентным пугальщиком

Благовоспитанно осматриваю ныне

Фантазмы — иль очаг Лагга́на. Инде

Рябчиков, охлых зайцев еле насбирал —

Таков аванцо ль фортуна браконьера.

«Старый браконьер»

С получением подорожных я не стал задерживаться — даже для того, чтобы потерять свою тысячу фунтов за игорными столами достославного Макао; вместо этого запихал все, что у меня было, — ну, почти все, — в чемодан и спустился к стойке портье расплатиться по счету и забронировать билет на ночной рейс. Малый за стойкой — и как это все они ухитряются выглядеть такими одинаковыми? — сообщил, что у него в сейфе для меня кое-что есть. Будь мне куда бежать, осмелюсь выразиться, я бы — побежал. А так я издал индифферентное «о, а?». Малый за стойкой покрутил сейф и выудил из недр его толстый конверт; корявой рукою он был адресован «Другу бедных», и малый не удосужился снять пришпиленный клочок бумаги, на котором значилось: «Для слишком грузного парня, похожего на еврея, который носит воротничок задом наперед и очень много бухает». Я не гордый, я открыл конверт — в нем содержалась записка: «Уважаемый отец, я сыграл на ваши бабки в кости и сделал пять пасов подряд а потом принял против двух других игроков и мне повезло и я взял только 5 % себе за время и хлопоты и надеюсь что бедные помолятся за вашего покорного…» Помимо записки, конверт содержал неправдоподобный ком наличной валюты всевозможных стран мира. Отели вроде того, где остановился я, само собой, предоставляют круглосуточные банковские услуги, и я приобрел банковский чек на свой выигрыш (и большую часть тысячи фунтов своих карманных денег) и отослал его бедным, как требовала моя совесть. Единственный бедный, которого я в тот момент сумел припомнить, был Ч. Маккабрей, проживающий по Аппер-Брук-стрит, Лондон, Дабль-Ю-1. Всегда буду вспоминать того славного американца — единственного честного человека, которого я встречал в жизни.

Безболезненная добыча суммы, эквивалентной еще одному офорту Рембрандта для альбома, сберегаемого на черный день, всегда производит успокоительное действие на мои нервные окончания, но еще задолго до того, как такси вывалило меня у аэропорта, я вибрировал вновь. Это не обязательно плохо; окажись я способен на дерзкую личину, меня тут же задержали бы как явного злоумышленника, но поскольку меня всего корежило от ужаса, ребятки с таможни и громилы службы безопасности лишь отмахнулись от меня: явный случай пляски Святого Витта или болезни Паркинсона, хорошо известных профессиональных заболеваний среди секретарей курий.

Все колотилось весело, аки свадебный колокол, до последнего отрезка путешествия — из Парижа в Нью-Йорк посредством «Эр Франс». Чересчур весело вообще-то, ибо к тому времени я несколько назюзюкался — обедать-то надо, сами понимаете, а на обед у меня было несколько перемен шотландского виски, — и по пути в уборную, иначе туалет, присаживался, довольно непредумышленно, на колени нескольким попутчикам. Реакции их варьировались от «У-у, какой дерзкий» через «Ach, du lieber Augustine» до «Pas gentil, да!», хотя один бесстрастный китайский джентльмен проигнорировал меня совершенно, сделав вид, что колени его абсолютно свободны от каких бы то ни было Маккабреев.