— Так почему ты тогда не позвонил и не отменил нашу встречу? — процедил я сквозь зубы, пытаясь успокоиться.

— Понимаете, я отвлекся и…

— Проводите меня к нему, — мрачно распорядился я, прерывая его на полуслове. О том, что он забыл и не подумал было очевидно.

— Но, Виталий Владимирович, я не думаю, что это будет благоразумно, тем более, что…

— Проводите меня к нему, — повторил я с нажимом. Алдышев вздохнул и пошел впереди меня. Громов сидел прикованный к кровати наручниками с достаточно длиной цепью, чтобы не ограничивать сильно его передвижения. Я вошел в камеру, больше напоминающую больничную палату, и остановился недалеко от кровати.

— А теперь слушай меня, Николай Александрович. Мне плевать на то, каким образом камни повредили твои мозги. И мне плевать на то, что ты сейчас уже, не находясь под их влиянием, избрал то состояние для себя в качестве этакой раковины, в которой так удобно прятаться, прежде всего от себя самого, и от правды, которая может причинить очень много страданий. А правда заключается в том, что это ты, вот этими ручками, убил ее. Это ты убил Анну, а я и не знал, что она, оказывается, твоя жена, почему-то думал, что простая фанатка и пытался ее спасти, но ты приложил достаточно усилий, чтобы этого не произошло.

— А-а-а! Сдохни! — он вскочил с постели и бросился на меня, но не добежал каких-то два шага, его удержала цепь. Вот только мне надоело терпеть его заскоки, тем более, что я в них не верил. Если Система сказала, что я должен его разговорить, то именно это она имела в виду, потому что говорить с сумасшедшим — это было безрезультативно, и кому как не бездушной Системе об этом не знать, а значит, сумасшедшим Громов не был.

— Сядь, — какой же у меня спокойный и холодный голос во время слияния со стихией, я сам каждый раз поражаюсь этому. — Сядь и слушай, — два потока воды, образовав хлысты, сзади захватили Громова за руки и зашвырнули на его лежанку. — Ты сейчас полностью осознаешь то, что натворил, и в следующий раз, когда я приду, ты будешь уже в норме и ответишь на все мои вопросы. Потому что, если не ответишь, то я тебя убью. Мне надоело с тобой возиться. Как и все тебе подобные, считающие себя чуть ли не вершителями судеб и борцами с режимом, на самом деле, ты до смерти боишься сдохнуть. Но так оно и произойдет. Надеюсь, ты понял, — жгуты опали множеством брызг, оставив на его руках круговые кровоподтеки. Громов смотрел на меня с ужасом, застывшим в глазах. Я же на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл, то уже не был связан со стихией. Я повел рукой, но не ощутил никаких неприятных болезненных откликов от раны. Развернувшись, направился из камеры мимо остолбеневшего Алдышева, который в этот момент тряс головой, пытаясь сбросить наваждение. А сзади раздалось поскуливание.

— Аня, Анечка, как же так вышло? Я ничего не понимаю, как так вышло?

Выйдя из лаборатории, не удержался и хлопнул дверью. Это же надо было так испоганить такой день!

До дома добрался быстро, так что у меня было несколько больше получаса, чтобы приготовиться. Свадьба не планировалась, как грандиозная, изначально. Я бы вообще ограничился парой свидетелей, а то и прошел ритуал исключительно вдвоем с Эльзой. Но правила были таковы, что свидетели образовывали круг, в котором должно быть не меньше тридцати человек, при этом половина должна быть женского пола, половина мужского. И ритуал — это, как я понял, именно ритуал, с призванием дара, и довольно внушительным воздействием этого дара на брачующихся. Ну, а потом, традиционные обмены кольцами, росписи в амбарной книге, и все тридцать свидетелей тоже должны будут расписаться попарно, только тогда обряд будет завершен, и все разойдутся по своим делам счастливые, а кто-то и женатыми.