В лаборатории Алдышев долго меня осматривал, затем покачал головой.

— Ничего не могу сказать, все-таки органика — это не моя специальность. Я сейчас позову Егорова и ту чудесную женщину, которую мне удалось привлечь в лабораторию, Любовь Ивановну. — Вот так я узнал, что Люба теперь работает с этими психами, а также отдал себя в руки Егорову, подозревая, что еще не раз об этом пожалею. Вот только выбора у меня не было, с раной нужно было что-то делать и как можно быстрее.

Из некоей прострации, куда я намеренно себя поместил, меня вывел голос Любы.

— Ну вот и все. Пока. Потому что, сдается мне, эта рана еще проявит себя, — и она начала собирать инструменты. — А теперь объясни мне, почему ты отказался от операции в лабораторном центре, где все приспособлено к этому, и настоял на кабинете, где непонятно сколько мы разной гадости в твою рану занесли?

— Не знаю, не спрашивай, — я соскочил со стола, на котором сидел все то время, пока меня шили. — А насчет занесения чего-либо, брось, мне туда и так что-то занесли, от чего она никак не заживает. — Я помялся, затем выпалил. — Ты же их всех знала: моего отца, Лосева, Бойнича?

— Было дело, — Люба с задумчивым видом складывала в чемодан инструменты. — А почему ты спрашиваешь?

— Лосев был внушаем? То есть, его можно было в чем-то убедить вопреки здравому смыслу?

— Он был когда-то крупным ученым, — Любаша вздохнула. — Он биопрограммист, занимался написанием и перепрограммированием кодов органических объектов. Мне сложно представить, что происходит в голове у человека, способного переписать код ДНК у живого организма. Самое простое, что приходит на ум — это развитие комплекса Бога, — Люба задумалась, затем продолжила. — Наверное, он в чем-то был похож на Игната, но второй мыслил более масштабно и его конечные цели были более разрушительные. Среди них только Бойнич не выглядел слишком уж оторванным от этого мира, но в его задачи входило чистое программирование, без вмешательства в естественные процессы под названием жизнь.

— Как он поднялся? Чем начал заниматься после разрыва отношений с отцом?

— Насколько я знаю, они с Бойничем основали компанию на паях и занимаются программным обеспечением. Комы, да и разработка компонентов самой Сети. Ну и внедрение Сети в наш повседневный обиход. Если я ничего не путаю, то кое-что было ими взято в разработку и использовано из того… проекта. Это позволило их семьям взлететь на небывалые ранее вершины, причем в довольно короткие сроки. Конечно, мы ведь все фактически зависим от Сети, едва ли не на физическом уровне. Если бы они захотели, то могли бы уехать в любую другую империю, где тоже не потерялись бы на задворках. Вот только, если Ульмас был полностью удовлетворен и старался разнообразить свои предприятия, в последнее время, чем только не занимаясь, то у Лосева этой удовлетворенности никогда больше не наблюдалось. Я не знаю, над чем они втроем работали, но это здорово отразилось на каждом из них.

— Спасибо, Люба, — я кивнул ей, и медичка вышла из кабинета, закрыв за собой дверь. Немного подумав, я набрал номер Дениса. — Пускай заходит.

В кабинет вошел высокий подтянутый молодой мужчина. Я махнул ему на кресло, напротив моего, заметив, как он покосился на бинты, виднеющиеся из-под наброшенного на плечи, но не одетого пиджака. Пару минут мы молча изучали друг друга. Руслан не выдержал первым.

— Вы же знаете, Виталий Владимирович, зачем я сюда пришел? — он задал этот вопрос, не сомневаясь в ответе. Я же слишком хреново себя чувствовал, чтобы ходить вокруг да около.

— Знаю, — и я кинул на стол ключ.