Этот небоскреб рядом с огромным, несимпатичным зданием «Метлайф» кажется настоящей жемчужиной. Башня в форме пирамиды, что венчает крышу, придаст ему какую-то живость и элегантность. Несколько минут Натан наблюдал за потоком транспорта, который двигался к югу по двум гигантским эстакадам, переброшенным через улицу. Хлопья снега беспрерывно падали на город, окрашивая все вокруг во всевозможные оттенки белого и серого.
Каждый раз, когда Натан подходил к окну, его охватывало тягостное чувство. Во время событий 11 сентября он работал за компьютером, когда произошел первый взрыв. Ему никогда не забыть того чудовищного, полного ужаса дня: столбы дыма, окрасившие в черный цвет прозрачное небо; громадное облако из пыли и обломков обрушенных башен. Впервые за все время Манхэттен с его небоскребами показался Натану маленьким и уязвимым… Как большинство его коллег, он старался не возвращаться в разговорах к пережитому кошмару; «business as usual», что означает: «дело делается в любом случае». Однако жители Нью-Йорка говорили, что город уже никогда не станет прежним.
«Так я ничего не успею». Тем не менее Натан отобрал три папки, положил в сумку — к большому удивлению Эбби, решил поработать дома. Так рано он не уходил с работы, наверное, целую вечность. Обычно трудился по четырнадцать часов в день шесть дней в неделю, а после развода часто приходил сюда и по воскресеньям; проводил на работе больше времени, чем все остальные служащие.
Последний его успех: несмотря на всеобщие опасения, ему удалось довести до конца дело, о котором много писали в газетах, — осуществить слияние предприятий «Доуни» и «Нью вэкс». В связи с этим успехом в одной из самых известных профессиональных газет, «Нэшнл лойер», появилась хвалебная статья. Своими победами Натан вызывал раздражение у большинства коллег — слишком образцовый, просто-таки безукоризненный.
Прохладный воздух улицы принес некоторое облегчение; снег почти кончился. Ожидая такси, Натан слушал, как дети, облаченные в белоснежные одежды, поют «Ave verum corpus» у церкви Святого Варфоломея. В этой музыке сквозило что-то нежное и вместе с тем волнующее.
Натан приехал в «Сан-Ремо» чуть позже шести, приготовил чай и снял трубку телефона. В Сан-Диего три часа дня: Бонни и Мэллори, возможно, дома. Через несколько дней Бонни должна была приехать к нему на каникулы, и он хотел уточнить детали. С опаской набрал номер; на другом конце провода включился автоответчик: «Вы звоните Мэллори Векслер. В данный момент я не могу ответить…»
Приятно слышать ее голос — все равно что глоток воздуха после долгого удушья. Ему хватало теперь такой мелочи — это ему-то, человеку, который не привык довольствоваться малым. Внезапно запись на автоответчике прервалась:
— Алло!
Натану стоило нечеловеческих усилий взять жизнерадостный тон, подчиняясь старому, глупому рефлексу — никогда и никому не показывать своих слабостей, даже жене, знающей его с детства.
— Привет, Мэллори!
Сколько времени прошло с тех пор, когда он называл ее «любовь моя»?
— Здравствуй, — холодно ответила она.
— Как дела?
Мэллори оборвала его:
— Что тебе нужно, Натан?
«Хорошо, я понял: еще не пришел день, когда ты будешь нормально со мной разговаривать ».
— Я звоню договориться о поездке Бонни. Она дома?
— Она на уроке музыки. Вернется через час.
— Может, ты скажешь, во сколько она прилетает? Кажется, ее самолет вечером…
— Она придет через час, — повторила Мэллори, торопясь закончить разговор.
— Отлично! Ну ладно, до встречи…
Но Мэллори недослушала — уже положила трубку. |