Аспирин лежал у Митьки в кармане; Кирилл Мефодьевич уже сказал начальнику лагеря, что посылал их в аптечный киоск на станцию. Так что у начальника не было причин устраивать напарникам особо выдающуюся головомойку.
Гораздо больше Аксакала сейчас занимал звонок отца.
Родители часто писали ему в интернат, а звонили всего-то раз пять за год, потому что было плохо слышно и к тому же междугородные звонки дорогие. А чтобы дозвониться Аксакалу в лагерь, пришлось потратить кучу денег! Сначала позвонить в интернат и ждать, когда там найдут лагерный телефон. Потом снова ждать, пока здесь, в лагере, искали Аксакала… Он уже не радовался этому неожиданному звонку. Савостикова сказала, что звонил папа, значит, с ним все в порядке. А вдруг с мамой что-то случилось?!
Аксакал начал всерьез беспокоиться. А Митек опять как назло еле плелся.
— Догоняй, — бросил ему Аксакал и побежал.
Для простого школьника начальник лагеря — все равно что слон. Все знают, что он есть, многие даже видели. Но личная жизнь слона и начальника лагеря остается тайной. Мало кто с ними знаком или хотя бы подходил близко.
Аксакал не знал, как зовут начальника. Он и видел-то его всего два раза. В первый раз начальник говорил речь про счастливое детство, во второй зашел в спальню и сказал: «Койка должна иметь форму кирпича». Солдат в казармах учат заправлять кровати, отбивая на одеялах ровные складки, чтобы края были не закругленными, а кирпичиком. Поэтому Аксакал догадался, что начальник раньше был военным и, стало быть, любит дисциплину.
Военных Аксакал повидал и уже знал, как себя вести, чтобы не влетело.
Начальника он застал в огороде у коттеджа. Согнувшись и вывесив круглое пузо, тот пропалывал грядки. Аксакал подошел и отрапортовал:
— Товарищ начальник! Школьник Тепляков по вашему приказанию прибыл!
— Прибывают поезда, а военные являются, — потирая поясницу, заметил начальник.
— По вашему приказанию явился! — заново отрапортовал Аксакал, хотя знал этот способ придраться.
Если бы он сказал не «прибыл», а «явился», то начальник все равно поправил бы: «является черт во сне, а военные прибывают».
— То-то, — подобрел начальник. — И откуда же ты явился, рядовой Тепляков?
— С задания! — бравым голосом доложил Аксакал. — Кирилл Мефодьевич посылал нас на станцию…
— Знаю, — перебил начальник. — На станцию можно за час доползти по-пластунски, а вас не было весь день! И, кстати, где этот второй юный гастроэнтеролог?
— Вон он, — кивнул Аксакал, — подойти стесняется.
Митек стоял у забора. Чем-чем, а стеснительностью напарник не отличался, но сейчас вид у него был пришибленный. Глаза вниз, губы подрагивают, как будто он что-то шепчет про себя.
— Так где вы были? — спросил начальник.
— В лесу, — сказал Аксакал, не сильно соврав. — Понимаете, я вообще-то живу в Таджикистане, у нас нет здешних лесов.
— В Таджикистане? Отец — пограничник?
— Да, Московский погранотряд, двенадцатая застава.
— Двенадцатая? А в девяносто четвертом…
В девяносто четвертом году двенадцатую расстреляли афганские моджахеды, чтобы провести караваны с наркотиками. На заставе были тяжелые потери.
— Нет, — помотал головой Аксакал, — мой папа туда позже перевелся. Вы с ним разговаривали? Что он сказал?
— Пойдем-ка кваску попьем, — пригласил начальник.
— У Аксакала замерло сердце.
— Вы с ним разговаривали? — повторил он. |