Иногда он признавался, что увлекся, Султан так не может, но Петя все равно мрачнел. В рукопашном бою Султан в изображении Михал Михалыча оказался на голову выше воспитателя-диверсанта. Нож они метали одинаково, и это немного утешило Петю.
— Попробуем пистолет? — предложил Михал Михалыч.
— Зачем? У меня же пистолета не будет, — возразил Петя.
— А если у него будет? Так хоть заранее узнаешь, каких сюрпризов от него ждать.
И Михал Михалыч полез в свой пластмассовый чемоданчик, полный опасных чудес. Аксакал заглядывал ему через плечо: резиновые дубинки, нунчаки, стальные звездочки для метания — сюрикены, какие-то ремни с шипами, гитарная струна (зачем?). Пистолет его разочаровал: пневматический. Одно хорошо: многозарядный, с баллончиком, как от сифона.
Михал Михалыч нащипал из доски лучинок и в беспорядке приколол ими к насыпи бумажные мишени. «Яблочко» на них было не больше пятирублевой монеты. Аксакал раньше не видел таких маленьких. Обычно мишени для стрельбы из пистолета раз в десять больше. Но оказалось, что по маленьким мишеням и стреляют с небольшого расстояния.
Инструктор отошел всего-то метров на пять.
— Покажите инстинктивную стрельбу, — попросил Петя.
Михал Михалыч зажмурился, несколько раз повернулся на каблуке и открыл глаза. Он оказался левым боком к насыпи с мишенями, но тотчас же перекинул пистолет в левую руку, и защелкали по бумаге шарики-пули. Казалось, что Михал Михалыч не целится, но шарики как заколдованные уходили в мишени. Пять секунд, восемь выстрелов — восемь попаданий в «десятку». Аксакал был потрясен. Видал он стрелков, но таких — никогда.
— И Султан так может? — в который раз спросил Петя.
— Да нет, это просто я не могу стрелять хуже, чем умею, — сказал Михал Михалыч. — А Султан как раз по стрельбе был троечником. Обычную не успел освоить, сразу перешел на скоростную. У него терпения не хватало.
— Хоть это утешает, — заметил Петя и, взяв у инструктора пистолет, посшибал все лучинки, на которых держались мишени.
— Из незнакомого оружия! Неплохо, — с уважением заметил Михал Михалыч.
— А толку? Все равно у меня нет пистолета. — Петя махнул рукой. — Лучше вы еще раз покажите мне тот захват с вывихом локтевого сустава.
И Петя снова закружился вокруг толстяка-инструктора, как леопард вокруг носорога.
Второй отряд смотрел. Такую схватку не увидишь на соревнованиях, потому что у спортсмена и у солдата разные задачи. Спортсмен борется за медаль, солдат — за жизнь, и для него нет запрещенных приемов. Боксеру-супертяжеловесу, чемпиону мира, и в кошмарном сне не приснится, что противник вдруг начнет охаживать его заточенной саперной лопаткой. Мастер боевых единоборств откажется соревноваться с гранатой. А в рукопашном бою случается все.
Отряд смотрел, девчонки ахали. Для всех это был показательный бой хорошо подготовленных спецназовцев, и только Аксакал понимал его тайный смысл. Если Султан может драться хотя бы вполовину того, что показывает Михал Михалыч, то Петя проиграет ему бой и жизнь.
Смотреть на это было невыносимо. Как только инструктор присел отдохнуть, Аксакал шепнул ему:
— Валера сказал, что вам уезжать надо. Султан близко.
Под разочарованное нытье второго отряда Михал Михалыч собрал свой чемоданчик. Его пошли провожать, но инструктор сказал, что хочет поговорить с Петей.
Аксакалу пришлось остаться с отрядом. Все, кроме девчонок, бросились врукопашную, даже те, кто не умел. Он положил на лопатки Фунтика, а потом еле от него отвязался. Разгоряченный Фунтик хватал его за рукава и орал: «Это случайность! Давай еще!»
Когда Аксакал пришел в комнату к воспитателю-диверсанту, Михал Михалыч уже прощался:
— Ну, Петя, ни пуха тебе ни пера. |