Не человек стережет его теперь и не зверь даже. Нечто безликое и бессмысленное, живой организм, созданный для творения зла. Кем созданный? Не важно. Если даже и Богом, это все равно не имеет значения. Такое не должно существовать. Такое должно быть уничтожено.

Ни в Ветхом, ни в Новом завете не найдет отец Алексий слов, которые поддержали бы его сейчас, слов, которые укрепили бы. Но Сашка Чавдаров в этих словах и не нуждался. Он только не мог понять, как же получилось, что его удар, удар, которым убивают, не причинил Зверю ни малейшего вреда.

– Эта комната изначально замысливалась как тюрьма?

– Думаю, да. – Матово‑черные глаза задумчиво оглядывают стены. – Безобразный интерьер, не правда ли? Вкус у дизайнера, без сомнения, был, а вот образования очень не хватало. – Зверь чуть виновато пожал плечами. – Я давно собираюсь что‑нибудь с этим сделать, но, откровенно говоря, руки не доходят. Да и зачем? Покои отведены для мертвых, для тех, кто живет последние часы, не думаю, что их волнует соответствие стиля и реальной истории.

– Остальная часть дома оформлена иначе?

– Да.

– Зачем тюрьма вам, понятно. А как использовал ее предыдущий хозяин?

– Вы очень любопытная жертва. – Зверь приподнял бровь. – С вами даже интересно. Я не знаю насчет предыдущего хозяина, но дом этот стар. Очень стар. Он строился еще в те времена, когда некоторым людям было позволено многое. Правда, содержали здесь, скорее всего, женщин.

– Что, люди, которым было позволено многое, не могли позволить себе женщин без насилия? Зверь задумчиво покусал губу:

– Нет. Дело, пожалуй, в том, что с насилием интереснее. Победить всегда приятнее, чем договориться.

– Победить, а потом убить?

– Я не знаю, как тогда было принято, – честно признался Зверь. – Такие вопросы лучше задавать историкам.

– Что же знаете вы? Помимо теории и практики убийств?

– Да, в общем‑то, мне ничего больше не нужно.

– Жаль. – Отец Алексий вздохнул. – Вы не самый интересный собеседник.

– Это верно. – Убийца хмыкнул. – Я обычно не развлекаю жертв разговорами. Я их убиваю.

– Ну, до этого времени нужно еще дожить.

– Не переживайте. – Зверь улыбнулся. – Доживем.

– Может, опишете пока процесс? Чтобы я хоть знал, чего ожидать.

– Отец Алексий, – в черных глазах легкая укоризна, – вы же прекрасно знаете весь процесс. Я бы сказал, знаете в подробностях.

– То есть все будет так, как в книгах? Алтарь, пентаграммы, благовония, каменный нож…

– Каменного не обещаю. Вообще, ритуальные ножи, на мой взгляд, – глупость. Набор хирургических инструментов вас устроит?

– И что будет сначала? Печень или глаза? – он спрашивал, а внутри все холодело от сжимавшейся туже и туже пружины ненависти и спокойствия. Маринке вырезали печень. Глаза лишь потом… – …она видела все, что делали с ней…

– Да, – кивнул Зверь, – видела. Если вас это утешит, могу сказать, что с ней победить и убить не получилось. Только убить.

– Почему же?

Зверь задумчиво пожал плечами:

– Трудно сказать. Мне недоставало опыта. Первое убийство чем‑то сродни первой ночи с женщиной. Далеко не все получается так, как хотелось бы.

– Значит, она была первой?

– Что же, по‑вашему, я к четырнадцати годам уже успел стать завзятым убийцей?

– По‑моему, ты таким родился, – заметил отец Алексий.