Разумеется, ее звали Анжелой. Ее простота и бесхитростность не могли не умилять. Пристрастия не отличались изысканностью – пиво, чипсы и музыка. Причем совершенно неважно какая – погромче и поритмичней. Это Скопцова вполне устраивало – его кошелек был не так уж и толст. Что поделать – безработный.

Немного смущала лексика новой знакомой. Уж слишком сильно резали слух бесконечные: "Я, такая!..", "Блин!", "Супер!", "Клево!" и тому подобные расхожие выражения, которыми девица бездумно, к месту и не к месту, разбрасывалась. Но Скопцов подавил раздражение, справедливо рассудив, что нельзя иметь все сразу. Несомненные достоинства Анжелы были открыты взору и осязаемы во время танца, в то время как недостаток выглядел надуманным. Особенно, если учитывать то, что Скопцов не собирался вести с новой знакомой долгие и содержательные беседы о направлениях в современной литературе. По части их общения у него были несколько другие планы.

Выполнив "обязательную программу", то есть угостив Анжелу пивом с чипсами и отпрыгав рядом с ней несколько так называемых танцев, Скопцов предложил продолжить вечер у него дома. "Музыку послушаем..." Девица раздумывала недолго – встряхнула крашеными волосами и, по-гагарински взмахнув рукой, ответила: "Поехали!" С молчаливым одобрением наблюдала, как Скопцов в ближайшем павильоне приобретал бутылку водки и немудреную закусь вместо более соответствующих случаю шоколада и шампанского. Короче, наш человек!

А дальше... Дальше все пошло по отработанной классической схеме – немного выпили, немного потанцевали. По такому случаю Василий отыскал среди своих записей пару композиций под "медляк". Прикрыв глаза, Анжела кружилась в танце, не обращая внимания на вездесущие руки Скопцова. Когда же он начал расстегивать блузку, новая знакомая остановила его:

– Подожди! Я должна позвонить...

Сказано это было настолько серьезным тоном, что Василий не осмелился отказать. Послушно отошел в сторону, чтобы не мешать беседе. Анжела говорила довольно долго, минут, наверное, десять, не меньше. Краем уха Скопцов слышал, как она объясняет кому-то, что "задержится у Маринки". Повернувшись к окну, Василий закурил. Неторопливо затягивался горьковатым дымком и смотрел на ночной город.

Приближения Анжелы он не услышал – музыка мешала. Просто почувствовал на шее теплое дыхание. В ухе жарко защекотало:

– Продолжим?

Скопцов повернулся. Девушка стояла перед ним. Спокойная, на лице ни тени смущения. И полное отсутствие обычного женского кокетства: "Что ты делаешь?! Не надо! Нет! Да сколько ты будешь возиться с этой застежкой?!" Анжела даже не использовала возникшую паузу для того, чтобы привести в порядок одежду – легкую блузочку чисто символически сдерживала одна-единственная пуговичка, самая нижняя. Бежевый кружевной бюстгальтер и большая часть его содержимого были полностью открыты нескромным взглядам. У Скопцова пересохло во рту. Шагнув вперед, он обнял девушку, осторожно коснулся губами одной из грудок. Сладко... Больше он не мог сдерживаться – сгреб Анжелу в охапку и поволок к дивану, на ходу освобождая ее от остатков одежды.

У нее оказалось восхитительное тело. По-девичьи стройное, но без свойственной многим недокормышам угловатости. Полная завершенность, плавные, округлые линии, развитые бедра и грудь. И обалденная кожа... Сухая, прохладная, чистая. Скопцов не мог найти подходящего сравнения, чтобы описать даже самому себе, какова она была на ощупь. "Шелк", "бархат", "атлас" – все это ерунда! Глупо сравнивать какие-то ткани с натуральной женской кожей.