|
— Не знаю, какого черта вам от меня нужно! — Глаза у нее блестели как у сумасшедшей, пряди растрепанных волос прилипли к мокрым от слез щекам. — Да поверьте же мне! Я ничего не знаю! Вы ошиблись. Вы взяли не того, кто вам нужен. — Слезы потекли обильнее, голос задрожал. — Пожалуйста, прошу вас. Отпустите меня. Я никому ничего не скажу. Обещаю. Темноволосая женщина шагнула к блондину и положила руку ему на плечо. — Надо поговорить. Он напрягся, буравя пленницу тяжелым взглядом, потом вздохнул и вышел из комнаты в коридор. Брюнетка плотно закрыла дверь, чтобы Зои Брэдбери не услышала ни слова. — Это не срабатывает. — Она притворяется, Каплан, — прошипел он, брызжа слюной. — Откуда ты знаешь? — Оставь меня на полчаса с этой сучкой, и я все из нее вытащу. — Как? Выколешь ей глаза? — Да ты только дай мне шанс. — Мы и раньше ее не гладили по головке. Почему ты думаешь, что сумеешь что-то узнать? — Узнаю. Дай только время. Брюнетка пожевала губу. Качнула головой. — Нет. Ее нельзя здесь оставлять. У нас нет нужных средств. Думаю, ее надо вывозить. — Позволь мне побыть с ней хотя бы десять минут. — Нет. — Пять минут. Поверь, я сумею развязать ей язык. — Тебе слишком это нравится, Хадсон. — Я выполняю свою работу. — А если ты ее убьешь? Тогда конец нам всем. — Не убью. Я дело знаю. Она фыркнула. — Неужели? Ну так послушай меня. Убери ножичек. Увижу его еще раз, прострелю башку. Ты хорошо меня понял? Блондин молчал и только угрюмо посматривал на нее исподлобья. — Пускай забирают ее отсюда, — сказала брюнетка. — У них свои методы. 11 Музыкальный зал Холлиуэлл, Оксфорд Вечер того же дня Откинувшись на спинку жесткого сиденья, Бен наблюдал за собирающейся публикой. Благодаря хорошей акустике каждый звук здесь усиливался, и люди разговаривали вполголоса, едва ли не шепотом. Он сидел в заднем ряду, и зал заполнялся медленно. Впрочем, никто и не рассчитывал, что такой концерт привлечет много меломанов. Афиша попалась ему на глаза пару дней назад, и теперь Бен был рад, что оказался здесь. По концертам он ходил нечасто, но идея провести целый час, слушая струнные квартеты Бартока, пришлась по душе. Многие находили его музыку слишком резкой, слишком волнительной, но Бену она нравилась. Темная, мрачная, местами режущая слух, тревожная, она, как ни странно, действовала на него расслабляющее. Концертный зал Холлиуэлл расположился на боковой улочке неподалеку от Бодлианской библиотеки. Ни размерами, ни роскошью он не отличался — самая заурядная комната, рассчитанная примерно на сотню зрителей, с низкой сценой и белыми стенами. Все здесь — и чрезмерно яркое освещение, и устроенные ярусами сиденья — как будто создавалось нарочно для того, чтобы доставить слушателю как можно больше неудобств. В программке говорилось, что это старейший концертный зал в Европе и что в свое время здесь играл сам Гендель. В короткой аннотации рассказывалось о композиторе и музыке; еще один абзац посвящался музыкантам струнного квартета. Все они были аспирантами, зарабатывавшими на жизнь преподаванием и выступлениями. На невысокой сцене уже стояли четыре пластиковых стула и четыре пюпитра, и концерт должен был начаться с минуты на минуту. |
