Думал, какая отличная у них будет семья — он, отец и Лора. И тут увидел в темноте громадный силуэт Толстяка: тот встал с кровати и на цыпочках направился к двери.
13
Пэл незаметно, тенью среди теней, следовал за Толстяком по длинным коридорам Данэм-Лоджа. Когда Толстяк выходил из комнаты, ошеломленный Пэл заметил, что на том надето пальто. Он не осмеливался показаться, его терзали вопросы и страх. Неужто Толстяк — предатель? Нет, только не Толстяк, он такой добрый. Может, тот идет наверх, к югославам, стащить провизии? Но тогда почему он в пальто? Когда Толстяк, пригнувшись, прячась, перешагнул порог дома и скрылся в темноте, Пэл уже не знал, что и думать. Может, поднять тревогу? Но решил идти за ним и тоже выскользнул на улицу. Он был раздет, но от возбуждения не чувствовал ночного холода. Толстяк шагал по темной безлюдной дороге быстро, словно знал, куда идти, — широким шагом, потом даже побежал, потом застыл на месте. Пэл бросился за куст, думая, что его заметили. Однако Толстяк не обернулся, пошарил в карманах и вытащил оттуда какой-то продолговатый предмет. Радиопередатчик? Пэл затаил дыхание: если предатель-Толстяк его обнаружит, то наверняка убьет. Но в руках у Толстяка был не передатчик. Расческа. Пэл в изумлении смотрел, как Толстяк причесывается, стоя посреди ночи на тропе. Он перестал что-либо понимать.
* * *
Толстяк по-женски взвизгнул и уронил расческу в грязную лужу, боясь даже обернуться и посмотреть, кто его зовет. Не лейтенант Питер, он бы его узнал по акценту; лейтенант тоже называл его Толстяком, но в его устах это звучало скорее как “Тоулстьюк”. Наверно, это Дэвид-переводчик. Да, точно Дэвид. Толстяк приготовился к военной тюрьме, полевому суду, возможно, к смертной казни. Как объяснить офицерам УСО, что он каждый вечер дезертирует из Данэм-Лоджа, чтобы встретиться с женщиной? Его расстреляют, наверно публично, в назидание всем. Он задрожал всем телом, сердце у него остановилось, на глаза навернулись слезы.
— Толстяк, мать твою, ты что творишь?
Сердце Толстяка забилось снова. Это Пэл. Его славный Пэл. Ах, Пэл, как он любит его! Да, в этот вечер любит больше, чем когда-либо. Ах, Пэл, храбрый вояка, верный друг, да и из себя видный, обаятельный, все дела. Какой потрясающий парень!
Голос Пэла раздался снова:
— Ну, Толстяк! Что происходит, черт тебя дери?
Толстяк глубоко вздохнул.
— Пэл, это ты, Пэл? Ох, Пэл.
— Я конечно, кто же еще!
Великан подбежал к Пэлу и обнял его изо всех сил. Он был так счастлив поделиться своей тайной!
— Э, Толстяк, да ты вспотел!
— Потому что я бегу.
— Да куда бежишь-то? Знаешь, что с тобой будет, если тебя сцапают?
— Не волнуйся, я все время так делаю.
Пэл не мог опомниться.
— Я хожу к ней, — объяснил Толстяк.
— К кому?
— К той, на ком я женюсь после войны.
— И кто она?
— Официантка из паба.
— Из паба, где мы были?
— Да.
Пэл был потрясен: Толстяк в самом деле ее любит. Тот, конечно, уже говорил это в туалете, но никто ему не поверил, да и сам Пэл посчитал эти слова пьяными откровениями.
— И ты ходишь к ней? — недоверчиво спросил он.
— Да. Каждый вечер. Когда не приходится прыгать по ночам. Черт бы подрал эти ночные прыжки! И так весь день только этим и занимаемся, а вечером — здрасьте, снова-здорово. Как ты меня заметил?
— Толстяк, в тебе по меньшей мере сто десять кило. И ты хочешь, чтобы тебя не заметили?
— Елы-палы. Надо в следующий раз не облажаться.
— Через неделю учеба кончается. |