Я уже слышал это в музыке, почувствовал в том, как она вывернула нас, заставив следовать за собой, — вся группа была поглощена, подавлена ее магнетизмом или как тут лучше выразиться. «Харизма» — слишком мелкое слово для обозначения этого. Что-то доминирующее, что-то бездонное.
Внезапно это стала ее группа, не моя и не Перл. И, точно так же внезапно, я ничего не имел против.
Минерва снова надела очки от солнца.
Я подобрал с пола ее блокнот. То, что покрывало открытые страницы, письменным текстом не являлось; скорее это походило на ленту детектора лжи или одного из тех механизмов, которые регистрируют землетрясения. Неровные черные строчки выстраивались в непостижимые столбцы, забрызганные каплями воды. Некоторые пятна были ржаво-коричневые, словно запекшаяся кровь.
Я протянул ей блокнот, но Минерва все еще смотрела на Алану Рей — свирепо смотрела, ее взгляд казался угрожающим даже сквозь темные очки. Я подумал, нужно как-то успокоить ее, поскольку это я привел сюда Алану Рей, а Минерва рассердилась на нее из-за... чего-то.
Из-за того, что Алана Рей выронила барабанные палочки? Но Минерва разозлилась еще до того, как распался большой рифф. Я открыл рот, но не смог выдавить ни слова, вспомнив неприкрытые очками глаза Минервы.
— Мин? — окликнула ее Перл.
Я закрыл рот. Пусть Перл улаживает это дело.
— Ты в порядке, Мин?
— Конечно. — Минерва взяла у меня блокнот и прижала его к груди. — Извини. Я не собиралась шипеть. Просто я вся была, типа... в песне.
— Я тоже извиняюсь, — негромко сказала Алана Рей. — Мое состояние иногда создает сложности во время исполнения.
Я сглотнул, пытаясь вспомнить, в чем там Алана Рей признавалась о себе... у нее что-то не в порядке с головой? Внезапно она заговорила немного странно, с микроскопическими паузами между словами. Когда она глядела на Минерву, небольшие судороги пробегали по ее телу, как будто прежде нервная система сжалась в клубок, а теперь распутывалась. Я снова открыл рот, чтобы сказать что-нибудь...
— Эй, никаких проблем, — опередил меня Захлер. — Ты фотлично играла. Мы все были по-настоящему паранормальны! — Он посмотрел на Перл. — Правда?
— Да, — ответила та и бросила на меня вопросительный взгляд.
И я выдержал ее взгляд — чего не делал вот уже две недели.
Все внезапно стало понятным — наша музыка, эта группа. Странная, «электрическая» подруга Перл соединила нас и подтянула до чего-то столь же ослепительного, как она сама.
— Это было замечательно, — сказал я, кивнув на Перл. — Отлично сделано.
Ее лицо просияло.
— Ну, тогда хорошо. — Она посмотрела на Алану Рей. — Тебе нужно сделать перерыв?
Алана Рей мигнула одним глазом, потом вторым и затрясла головой так сильно, словно у нее вода в ушах.
— Нет. Я лучше продолжила бы играть. Думаю, мои... сложности позади. Но, может, другую песню? Иногда те же стимулы провоцируют ту же реакцию.
— Ну конечно. — Перл пожала плечами. — Как насчет пьесы номер два?
Мы с Захлером просто кивнули, а Минерва улыбнулась и поднесла микрофон ко рту. Низкий, мягкий смех, сопровождаемый искусственным эхом, раскатился по комнате.
— Никаких проблем, Алана Рей, — прошептала она, открывая свой блокнот. — У меня миллион разных стимулов.
Остальная часть репетиции прошла без приключений.
Мы играли пьесу номер два, бесконечные вариации вокруг петляющего сэмпла[6] старой виниловой записи Перл, потом нашу третью песню, пока даже не имеющую рабочего названия. Алана Рей больше ни разу не споткнулась, просто аккомпанировала нам с внутренним пониманием. С каждой новой частью она сначала какое-то время следовала за нами, а потом медленно начинала скреплять нас, добавляя структуру и форму, глядя на невидимое, парящее в воздухе полотно музыки, и каким-то образом понимая, что нам от нее нужно. |