— Добавь к ним еще тридцать, — вмешался Мендоса, — и все равно не хватит.

— В таком случае и я дам пинок своим бочкам, которые все равно пустые, и уйду к флибустьерам.

— Не все выбрасывай: я же сказал, что одна мне нужна.

— Чтобы запихнуть туда маркиза?

— У нас такая привычка: перевозить наших пленников в бочках. Не так ли, Мендоса?

Баск, осушавший уже десятую кружку, утвердительно махнул левой рукой.

— Баррехо, — сказал Де Гюсак, открывая оставшиеся бутылки. — Я тебе нужен? Ты же знаешь гасконцев? Мы всегда идем до конца или умираем на поле боя. А поле сражения лучше винного погреба. Если захочешь, моя драгинасса будет в твоем распоряжении.

— Пока пусть повисит над камином, а ты оставайся трактирщиком без клиентов, — ответил муж прекрасной кастильянки. — Иногда таверны оказываются полезнее шпаг. Я это знаю по опыту. Давай выпьем, и с этого момента можешь считать себя принятым в братство флибустьеров Равено и Буттафуоко.

Глава XIII

ПОЖАР СЕГОВИИ

Вечером двое авантюристов, вчерне составивших за распитием бутылок план своего дерзкого похищения, подошли к алебардщикам, охранявшим вход в массивный губернаторский дворец, и приказали доложить о себе как о прибывших утром офицерах из Тусиньялы.

Маркиз де Монтелимар, видимо, распорядился относительно гостей, потому что обоих авантюристов немедленно провели на верхний этаж, где их уже ждал офицер, тот самый, что провожал их утром от подъемного моста до площади.

— Это вас я провел утром к маркизу? — спросил офицер.

— Да, дружище, — фамильярно ответил дон Баррехо.

— Его превосходительство ждет вас в кабинете.

— Он один?

— С ним его секретарь. Следуйте за мной, сеньоры.

Они миновали несколько коридоров, скудно освещенных дымными масляными лампадами, и вошли в обширный зал, занятый почти целиком огромным столом, покрытым богатой скатертью зеленого цвета. В дальнем углу комнаты, за освещенным двумя свечами письменным столиком сидели двое: маркиз де Монтелимар и его секретарь, который странным образом был похож на бедного Пфиффера — то ли бледностью кожи, то ли голубоватыми глазами, то ли волосами цвета выгоревшего тростника.

Увидев входящих, маркиз встал; в тот же момент сопровождающий офицер поспешно удалился.

— Ну, вот вы наконец и пришли, — сказал маркиз. — У вас есть какие-либо документы, подтверждающие, что вас действительно послал губернатор Тусиньялы?

Дон Баррехо и Мендоса тревожно переглянулись, но гасконец не задержался с ответом:

— Никаких, ваше превосходительство, потому что мы их уничтожили, когда на нас напали флибустьеры. Как и было приказано. Губернатор не хотел, чтобы стало известно о бунте индейцев, ибо тихоокеанские негодяи могли этим воспользоваться.

— Вы правильно поступили, — сказал маркиз. — Вы, стало быть, утверждаете, что дела в Тусиньяле идут скверно?

— Вся провинция в огне, и мы не раз подвергались опасности задохнуться в дыму от горящих плантаций.

— Сколько человек просит губернатор?

— Тысячу, ваше превосходительство.

— Он сошел с ума. В данный момент я не могу отправить столь значительные силы. Что вы на это скажете, дон Перего?

— Вы совершенно правы, — ответил секретарь, не перестававший водить гусиным пером по толстым листам бумаги.

— И потом: эта тысяча солдат, едва выйдет из города, окажется под обстрелом флибустьеров.