- Нда… И нас осталось всего трое, - кивнул Жиган.

- Двое, приятель. Нас осталось двое. А ты один.

- Что? – Жиган уставился на Клима. – Это как понимать?

- А так и понимай. Я забираю Родьку, и мы уходим. Наши пути расходятся. Ты парня ни за что угрохал, а он даже не сопротивлялся. И я больше знать тебя не желаю.

Клим вышел из вагона и зашагал по перрону станции. Но Жиган догнал его и, дернув за плечо, развернул к себе лицом.

- Может, потрудишься объясниться, а?!

- Что я должен тебе объяснять, Жиган? То, что о девочке буду заботиться я и только я?

Жиган угрожающе ухмыльнулся.

- Мне бы очень хотелось знать, что именно ты имеешь ввиду. Я ведь давно заметил, как ты на нее смотришь. И тебе совсем начхать, что ей пятнадцати еще нет. Что она еще ребенок! А теперь ты с такой отеческой заботой заявляешь, что забираешь ее, и наши пути расходятся. Боишься, что я и тебя за педофилию отделаю, как Ваффена?!

- Я не педафил. Я педагог!

- Какая хрен разница, урод! Она еще ребенок! – воскликнул Жиган.

До Родьки донесся этот возглас. Она притихла и уставилась на двух, пока еще живых людей оставшихся на станции.

- Ребенок? Я в школе работал. Знаешь, чего я там насмотрелся от этих детишек?! Рассказать тебе, как под лестницей в школе во время урока уборщица застукала восьмиклассницу, делающую минет двум десятиклассникам, а третий снимал это с ее ведома на камеру мобильника!? Рассказать, как парни угощали малолеток сигаретами, набитыми шалфеем, а потом снимали на те же мобилы, что с этими тупыми овцами творилось? Рассказать, как на выпускном девки обоссавшиеся раком стояли на школьном газоне и блевали, перепившись самогона или спирта! Рассказать, как часто находили в раздевалке спортзала использованные презервативы и шприцы? Рассказать, что только за последние перед войной полгода в нашей школе семь учениц сделали аборты, и двум из них не было еще пятнадцати! Рассказать, что среди этих детишек было девять диагностированных алкоголезависымых. И одному из них всего двенадцать! А три десятиклассника плотно сидели на героине! Я не говорю уже про коноплю, пиво и просто сигареты и десятиэтажный мат из их поганых глоток! Пиво они пили у входа с утра, перед уроками. Иногда на переменах! Вырождавшиеся ублюдки! Нет никаких детей. Дети только в яслях и были. Даже в детсадах уже не дети и уроды какие-то! А Родька, сколько тут жила, ни разу не притронулась, ни к сигаретам, ни к алкоголю, хотя этого было в достатке. Она чистая и здоровая! И потому и выжила в отличие от всего того сброда, что сразу передох! Она с головой и толковыми понятиями в голове!

- И поэтому ты решил, что ее надо трахнуть?! – засмеялся зло Жиган. – Небось, и в эту умную голову тоже, ага?!

Клим шагнул в сторону Жигана и свирепо посмотрел в его глаза.

- Я же сказал. Она чистая и здоровая! Сколько, по-твоему, сгорело в ядерном огне людей? Три миллиарда? Пять? Сколько мы видели чужаков за последние месяцы? Вообще ноль! Людей остались единицы и надо выживать! Сейчас не те времена, когда надо смотреть на совершеннолетие по паспорту! Родька плодоносная и сможет родить нормальное потомство. А потомство – ключ к выживанию нашего вида! Но сейчас такое время, что в любой момент любой из нас может подхватить нежданно-негаданно радиацию, как Щербатый. И тогда все! Ее надо оплодотворить, пока она здорова, сильна и молода! Даже если она не захочет сразу, я сделаю это ради будущего нашего вида. А потом она все поймет!

Родька почувствовала, как невероятно холодный ужас сковал ее тело. Она, выпучив глаза на Клима, слушала его триаду, и не верила своим ушам.

- Ты извращенец и насильник! – прорычал зло, скалясь, Жиган.

- Я не насильник! Я педагог и знаю подход к детям! Я знаю, что со мной она будет в безопасности и примет свою миссию, так как надо! Уж кто-кто, а я смогу ее уговорить! И я окружу ее заботой и любовью…

- Ты! – Жиган расхохотался.