|
Мать, Рина, когда-то была моделью, точнее «ногами», одной известной фирмы, производящей чулки. В пансионе среди шикарных «девушек на миллион» мы обе чувствовали себя чужими: Лив была слишком тощая, кроме того, ее бодрый ирландский акцент не вписывался в принятые здесь заунывные «да ну-у»; а я — слишком рыжая и одета как девочка, которая выросла в пансионе благородных девиц (жемчуг, юбки в цветочек в стиле Лауры Эшли и каблук рюмочкой). В общем, мы с Лив сошлись сразу.
Училась я старательно, поскольку знала, как дорого здесь стоит обучение, и даже прославилась способностями к математике, которую любила за то, что там все складно, на все один правильный ответ и никаких недосказанностей. Но когда впереди забрезжил выпускной год и начались разговоры о профессии и об университете, произошло нечто странное. Я вдруг вспомнила про свою «настоящую» мать, про Академию и про записку в коробке: «Мне бы хотелось, чтобы она выросла настоящей леди». Честно говоря, все годы учебы я и не помышляла об Академии. Предметы, которые там преподавались, явно не подходили мне по профилю, за исключением разве что правил сервировки стола, невредных даже для экономистов. И все-таки это был единственный шанс выйти на женщину, которая меня родила. Я понимала, что в другом месте она меня просто не найдет. Опять же, Фрэнни будет рада, что я под боком. В общем, я решила, что, как вариант, промежуточный год между школой и университетом тоже имеет право на жизнь… Однако вышло иначе. В конце лета Фрэнни и лорд П. выехали со мной на ланч в «Савой», чтобы отпраздновать окончание школы. Сначала мы весело обсуждали, какая получится собачка, если скрестить их датского дога со злобной соседской терьерихой, а потом плавно перешли к моим «планам на будущее». Я-то думала, раз мы так бодро начали, значит, все в порядке и можно уже присматривать себе кашемировый костюмчик для «финишной обработки» в Академии… На этой радостной ноте я улыбнулась Фрэнни над огромной сырной тарелкой и сказала: — Вообще-то, мы с Лив собирались в Америку — ездить на машине и параллельно снимать киноотчет. Но она опять провалила экзамен, поэтому в этот раз ничего не получится. Так вот, я подумала: может, мне провести этот промежуточный год в Лондоне и немного поучиться хорошим манерам? Ответная улыбка Фрэнни мне совсем не понравилась. А по тому, как нервно она дернула тройную нитку жемчуга на шее, я сразу поняла, что дело — швах. Следом за ней я перевела взгляд на лорда П., который беспомощно ковырял вилкой стильтонский сыр (зачет по столовому этикету ему бы точно не поставили). — Думаю, Академия — это не для тебя, — пробубнил он, краснея и роняя на скатерть сырные крошки. — Не для таких девушек, как ты. Тебе надо учиться дальше. Изучать что-нибудь дельное. Например, у меня есть кое-какие связи в Даремском университете. Математический факультет там очень даже ничего… У меня было такое чувство, будто вместо конфеты я нечаянно проглотила кусок пластилина. Не для таких девушек, как ты. Что он хотел этим сказать? Что это за девушки — такие как я? Несмотря на нежное ко мне отношение (почти такое же, как к своей лошади, но, конечно, едва ли сравнимое со страстью, которую он испытывал к своим собакам), лорд П. принимал не слишком активное участие в моем воспитании. Фактически он ограничился серией уроков верховой езды, когда мне было пять лет, и небольшой лекцией о кредитных картах в восемнадцать. Так почему же, черт возьми, он возник сейчас?! Конечно, по большому счету я все равно собиралась идти в универ, но его отношение реально меня взбесило. Как ни пыталась я убедить себя в том, что это комплимент, что лорд П. просто гордится моими успехами в учебе, в его словах явно сквозило и другое. Лорд П. не видел смысла тратить время и деньги, пытаясь отшлифовать то, что на самом деле не является бриллиантом. |
