|
Он даже представил себе лицо руководителя организации – Смитти – как он начнет хватать воздух, если с экрана вдруг Римо скажет ему: “Привет”. Почему бы не изречь что-нибудь вроде: “Привет, Америка. Меня зовут Римо Уильямс. Я умею делать такие штуки, потому что я прошел подготовку, какой никогда не проходил ни один белый человек, – впрочем, и корейцев-то таких найдется один на пятьдесят лет. Возможно, вы уже со мной знакомы. Я много убивал. Вот он я, Римо Уильямс, и я утверждаю, что ваше правительство не может существовать при этой Конституции, поэтому мне доверили поднять ее на должную высоту, придать ей широту и красоту, чтобы страна наша могла жить и преодолевать все невзгоды”.
Вот какие мысли посетили его, пока мать расцеловывала свою малышку в щечки, смеясь и плача одновременно, и громко благодарила Римо. Она была по-настоящему счастлива, что получила назад свое дитя. Натали Уотсон в это время спрашивала его, понимает ли он, что он сейчас сделал. Потом он подумал, какое кислое станет лицо у Харолда В. Смита, когда он увидит собственными глазами по телевизору, что конспирация нарушена – конспирация, за которую многие отдали жизнь, нарушена вследствие минутного порыва. Ого-го! И Римо Уильямс рассмеялся. Он просто затрясся от смеха. – Сэр, сэр, скажите, вас переполняет радость? Вы смеетесь от радости? – Нет, – хохотал Римо. – Тогда почему вы смеетесь? – Уберите-ка микрофон, – сказал Римо. От, смеха у него выступили слезы. Микрофон приблизился вплотную к его губам. – Уберите микрофон, – повторил Римо, продолжая смеяться. Но Натали Уотсон, лауреатку журналистской премии, было не так-то легко сбить с толку – по крайней мере, для этого было явно недостаточно такого пустяка, как простая человеческая просьба. Продолжая стоять перед камерой во всей красе, Натали Уотсон еще теснее приблизила к нему микрофон. Натали Уотсон увидела руки смеющегося мужчины. Они двигались очень медленно, но все же быстрее ее рук. И Натали Уотсон вдруг оказалась в кадре с торчащим изо рта микрофонным кабелем. Ей что-то воткнули в глотку, что-то холодное, металлическое. На вкус микрофон отчетливо отдавал алюминием. Интересно, как я выгляжу с этой железкой во рту, подумала она. Она бросила взгляд в камеру и улыбнулась. Если этот псих не повредил ей зубов, тогда можно считать, ничего страшного не произошло. Она видела, как тот, продолжая смеяться, двинулся к оператору и взял камеру. Оператор играл в школьной бейсбольной команде на задней линии. Потом он окончил колледж связи. Таким образом он оказался идеально подготовлен к переносу тяжестей, а также к тому, чтобы нацеливать их куда нужно. И ему не нравились люди, которые хватали его за камеру. Когда он был спортсменом, то весил 244 фунта – сплошь тренированные мускулы. С тех пор он немного оброс мясом и теперь весил 285 фунтов. Ради прекрасной Натали и своей камеры, к которой тянулся этот психопат, оператор замахнулся кулаком с пудовую гирю и опустил его незнакомцу на голову. Он был уверен, что этим ударом вобьет того в землю по пояс. Однако под его кулаком оказалось что-то непонятное. Или у этого парня башка из железа? Нет. Это фургон из железа. Фургон репортерской бригады Четырнадцатого канала был из металла. Удар оказался очень громким, потому что оператор влепился в стенку фургона всем телом. Машина задрожала, а бывший спортсмен рухнул наземь. Камера оказалась в руках у Римо. Модель была ему знакома, она позволяла менять пленку одним движением руки, надо было только сдвинуть крышку назад. Но крышка не хотела сдвигаться. Может, он держит ее не той стороной? Римо попробовал сдвинуть задвижку вверх. Опять не получилось. Она не двигалась ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево. – Это очень просто, надо только сдвинуть крышку, – сказал продюсер. |
