Там, внизу, в свете его фонаря из разбитой кабины лифта высунулась чья-то рука. Потом показалось лицо. Он стал вглядываться, чтобы рассмотреть получше это изувеченное лицо.
Он увидел ряд белых зубов. С такого расстояния он не мог бы сказать наверняка, выбиты они или нет. Нет, вокруг них губы. Точно – губы. Он нагнулся и вгляделся получше в то, что выхватывал из мрака луч его фонарика. Уголки губ приподнялись. Это была улыбка. Франциско Браун выронил фонарь и бросился бежать.
Фонарь ударился об обломки кабины в тот момент, когда Римо и Чиун помогали Консуэло выбраться. Она внимательно осмотрела себя – руки и ноги целы. Все кончилось благополучно, если не считать, что придется подниматься на пятидесятый этаж пешком.
– Да ладно, поехали на другом лифте, – сказал Римо.
– Вы с ума сошли? – воскликнула она.
– Нет, – ответил Римо. – А вы?
– Но нас только что чуть не убили, а вы хотите опять лезть в лифт!
– Вы ведь уже убедились, что даже если лифт упадет, с вами ничего не случится. Чего же вы тогда боитесь? – недоумевал Римо.
– Я чуть не умерла.
– “Чуть-чуть” не считается. Вы живы и здоровы. Идемте же!
– Я никуда не пойду! И точка. Можете называть меня трусихой. Мне теперь все равно.
– Кто это называет вас трусихой? – спросил Римо.
– Не трусихой, а неразумной, – сказал Чиун.
– Я никуда не пойду, – твердила Консуэло.
– Ну, тогда я сам допрошу Брустера, – решил Римо.
– Ради бога. Сколько угодно. Отправляйтесь. Я с места не двинусь. Ни за что! Ни за что на свете. Я чуть не погибла. И вы тоже чуть не погибли!
– О чем она говорит? Не понимаю, – сказал Римо Чиуну по-корейски, когда они вошли в работающий лифт.
Вокруг суетились лифтеры, пытаясь установить, что случилось. Консуэло прислонилась к какой-то красивой скульптуре, силясь вернуть себе самообладание.
Римо и Чиун нажали кнопку с цифрой пятьдесят и спокойно поднялись в лифте, решив про себя, что все вокруг сошли с ума. Разве они не продемонстрировали ей, что, когда она с ними, ей не нужен в лифте даже аварийный тормоз?
– Может быть, папочка, это я, – начал Римо, – я сам помешался?
– Не больше меня.
– Так я и думал. “Чуть не погибла”. Сумасшедшая.
Джеймс Брустер видел, как отодвинулись задвижки на его двери. Он смотрел, как вделанный в пол засов полицейского замка – литой стальной брусок – отогнулся назад с легкостью булавки. Дверь отворилась.
– Привет, – проговорил Римо. – Я буду с вами крайне любезен. Я хочу быть вам другом.
Джеймс Брустер тоже был не прочь подружиться. Чиун остался стоять в дверях.
– Будь осторожен, – сказал он.
– Чего мне бояться? – удивился Римо.
– Это золото проклято, – ответил Чиун и кивнул на подвеску на шее у Брустера.
Римо взглянул. Подвеска как подвеска, ничего особенного, обыкновенная золотая пластинка с клеймом, на котором можно было различить аптечную колбу и меч.
– Обыкновенная подвеска, – сказал Римо.
– Это золото проклято, – повторил Чиун. – Не прикасайся к нему. Если бы ты припомнил хронику Мастера Го...
– Что? Да ладно. Я-то подумал, ты и впрямь что-то увидал, – оборвал Римо.
Он направился к Джеймсу Брустеру, от которого его отделял стол. Брустер пытался остаться по ту сторону стола, но оказался слишком нерасторопен. |