— Я смотрю объявления, где требуются гувернантки или няни, — сообщила она подруге. — Ты позвонила как раз тогда, когда я собиралась набрать пару номеров и выяснить условия работы. Может быть, мы лучше встретимся с тобой на днях? В кафе? Посидим, поговорим.

Саманта понимающе отозвалась:

— Да, конечно. Ты сообщи, как только у тебя появится свободное время. В любой вечер на этой неделе. Хорошо?

— Договорились. До свидания. Спасибо, что не забываешь меня. — Попрощавшись, Маргарет положила трубку на рычаг.

Больше всего ее пугали вот такие разговоры. Саманта, по крайней мере, очень деликатный человек, она никогда не будет лезть в душу. Но знакомых и приятелей было много, и всем им теперь предстояло рассказать, что же послужило толчком к расставанию с Алексом.

Маргарет не только не хотела говорить об этом, она вообще старалась не думать на эту тему. Зачем? Все уже решено. Ничего изменить нельзя. Надо жить дальше. Решать проблемы с жильем, работой и строить свою жизнь заново.

Молодая женщина почувствовала, как на нее наваливается усталость. Переживания последних дней словно отняли у нее все силы.

Она положила газету на стол рядом с телефоном и пошла в сторону спальни. Но на полпути передумала и направилась в гостиную. Не хотелось ложиться на кровать, где она спала вместе с Алексом. Лучше диван. Не слишком удобный, зато практически не связанный с воспоминаниями…

Маргарет сбросила туфли на высоком каблуке и как была — в строгой блузке и узкой юбке до колена — легла на диван. Она не чувствовала себя больше хозяйкой в этой квартире. И о том, чтобы раздеться и надеть халат, не могло быть и речи.

Она здесь чужая. И все здесь чужое. Поэтому все, на что она может сейчас рассчитывать, это полчаса отдыха на неудобном диване в гостиной. Всего полчаса.

Потом она встанет, соберет вещи и уйдет отсюда. Куда? К подруге. К той же Саманте. А еще лучше — в гостиницу. Там никто не станет спрашивать, что случилось, и сочувственно кивать.

Всего полчаса. Тридцать минут покоя и тишины.

Маргарет обняла подушку, откинула со лба длинные волнистые волосы, закрыла глаза и незаметно для себя начала прокручивать события трехлетней давности…

Тогда, как и сейчас, был май. Она пришла наниматься на работу в детский сад. В престижный детский сад, принадлежащий семье Алекса Джордана…

Малыши на детской площадке кричали так, что их было слышно за пару кварталов.

— Нельзя сковывать детскую энергию, — улыбнулась миссис Уиллис, протягивая Маргарет руку для приветствия. На груди ее висел беджик с обозначением должности — «старший педагог».

— Мы искренне жалеем тех детей, которых заставляют подчиняться правилам «для взрослых», — продолжала она. — Нормальный, здоровый ребенок не может тихо сидеть в уголке и молчать. Он полон сил, поэтому должен прыгать, бегать, кричать! А уже потом, когда он выплеснет все свое детское буйство, с ним можно заниматься пением, рисованием, танцами…

Маргарет согласно кивнула, шагая за миссис Уиллис по длинному извилистому коридору, на стенах которого висели фотографии улыбающихся выпускников заведения.

Про детский сад, куда она пришла устраиваться на работу воспитателем, говорили много хорошего не только в Детройте, но и во всем Мичигане. Таланты детей, под бдительным наблюдением педагогов, расцветали, как цветы после дождя. К школьному возрасту родителям предлагали заключение комиссии — в чем чадо преуспело и чем ему следует заниматься в дальнейшем.

Разумеется, такой детский сад обходился родителям недешево, но зато они знали, что их дети проводят время не только весело, но и с пользой.

— Представляете, некоторые наивно полагают, что куда лучше, если учителя занимаются с ребенком индивидуально, — немного возмущенно заявила миссис Уиллис, открывая дверь своего кабинета.