Он беззаботно улыбнулся, продемонстрировав неестественно белые зубы.

— Садитесь рядом со мной, Абдул Вахид, — сказала Сэнди. — Я хочу еще порасспрашивать вас о ткацких традициях в Пакистане.

— Вряд смогу чем-то вам помочь, — ответил Абдул Вахид. — Я вырос в Англии. В Пакистане меня считали туристом и англичанином. А шарф свой я купил в лахорском универмаге.

— Что может быть лучше стакана чистой воды! — воскликнул майор, пытаясь отыскать в ящике штопор.

Сэнди передала ему вино и села рядом с Абдулом Вахидом.

— Отец, ты же не будешь отказываться от «Марго» семьдесят пятого года, — сказал Роджер. — Я специально для тебя его выбрал.

Майор не привык пить в середине дня по два полных бокала хорошего кларета. Однако он признал, что вино изрядно облегчило атмосферу за ланчем. Безукоризненно накрашенное лицо Сэнди под воздействием вина стало казаться мягче. Нахальные указания Роджера — он требовал, чтобы они покачивали бокалы и нюхали содержимое, словно им раньше не доводилось пробовать выдержанных вин, — казались почти забавными. Майор гадал, так ли ведет себя его сын со своими друзьями в Лондоне и прощают ли ему такое поведение или просто украдкой смеются над его попытками всеми командовать. Абдул Вахид не смеялся. Он выглядел менее угрюмо — возможно, предположил майор, его ослепил вид белокурой ухоженной Сэнди. Он попивал лимонад и чай и бесконечно вежливо отвечал на ее вопросы.

Роджер нарочито не обращал внимания на гостя и болтал об их новом доме. За эту неделю они с Сэнди нашли плотника и бригаду маляров.

— Не каких-нибудь старых маляров, — уточнил Роджер. — Эти просто нарасхват, оформляют галереи и рестораны. Сэнди знает их по работе, — он взял Сэнди за руку и нежно улыбнулся. — Такое впечатление, что она знает всех на свете!

— Чем больше знакомств, тем меньше друзей, — сказала Сэнди, и майор услышал в ее голосе горечь, которая показалась ему искренней. — Так приятно просто сидеть с друзьями и родными, как сейчас.

— А где ваши родственники? — спросил Абдул Вахид.

Его вопрос пробудил майора от надвигающейся дремоты.

— Нас разбросало по миру, — ответила она. — Отец живет во Флориде, мать переехала на остров Родос. У меня есть брат в Техасе, а в прошлом году моя сестра переехала с мужем в Чикаго.

— И какова, если можно спросить, ваша религия?

— Настоящие англиканцы, — вяло заметил Роджер. — Расскажи отцу о том, как твоя мать фотографировалась с архиепископом Кентерберийским.

— Да, моя мама как-то раз проникла в мужской туалет, чтобы сфотографироваться с архиепископом, — Сэнди закатила глаза. — Видимо, решила, что это зачтется всей семье. По-моему, сейчас среди нас один буддист, два агностика, а остальные — обычные атеисты.

— Непрактикующие англиканцы, — сказал Роджер.

— Слово «атеист» подразумевает что-то другое, Роджер, — заметил майор.

— Роджер не любит говорить о религии, так ведь? — спросила Сэнди и принялась загибать пальцы. — Никакой религии, никакой политики, о сексе только вполголоса — неудивительно, милый, что в Британии все сдвинулись на погоде.

Услышав снова это обращение, майор моргнул. Видимо, пора было привыкать.

— Я считаю, что важно обсуждать наши религии, — сказал Абдул Вахид. — Но в Британии такие вещи хранятся за закрытыми дверями. Я не нашел никого, с кем можно было бы об этом поговорить.

— Господи, мусульманин-экуменист, — фыркнул Роджер.