Изменить размер шрифта - +
Если на них наступить, они отзываются высоким звоном, предупреждающим меня о прибытии гостей. Ничего опасного в этом нет. Люди носят обувь. Нет, лично я иной раз выхожу из дома босиком, но большинство ничего такого не делает. Это лишь констатация факта, не более того.

Разбрасывая осколки битого стекла, я засекаю краем глаза движение. Поворачиваюсь посмотреть, надеясь, что ошибся. Но нет. В заброшенном доме по соседству с одного из окон первого этажа исчезла газета. Пока я смотрю, чья-то бледная рука срывает еще один кусок пожелтевшей газетной бумаги, превращая проем в темный, распахнутый, лишенный век глаз. Взметается вверх рама, и из деловитой ладони в окно летит пригоршня пыли. Затем, со свистом разрезая воздух, за дело энергично берется веник.

Я возвращаюсь домой и закрываю за собой парадную дверь. Затем припадаю глазом к дырочке в окне с восточной стороны, которое выходит на пустующий дом. Перед стеклом колышется буйно разросшаяся тимофеевка, но мне, невзирая ни на что, видно вполне достаточно. На моих глазах к крыльцу подъезжает белый грузовик с выведенной оранжевыми буквами на боку надписью «ЕЗ Мувинг». Открывается передняя дверца, из нее появляется женщина, без труда спархивает вниз и открывает широкую заднюю дверь грузовика. Нижняя часть ее лица кажется совсем неподвижной, от чего она выглядит старше, чем, пожалуй, на самом деле. Судя по виду, она вряд ли много спит. Со стороны водительского сиденья из грузовика появляется мужчина в коричневой форме, и они начинают на пару разгружать вещи. Коробки, лампы, тостер. Большое, удобное кресло. Негусто.

Женщина смотрит в ту сторону, где в ожидании залег я. Ее взгляд будто буравит заросли тимофеевки и пробирается в мою темную комнату. И хотя я знаю, что она никак не может меня увидеть, все равно пригибаюсь. Все это очень и очень плохо. У людей есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, а женщины смотрят и слушают гораздо внимательнее мужчин.

Я настолько расстроен, что вынужден отправиться на кухню и приготовить коктейль «Удар быка». С огорчением вынужден признать, что изобрел его совсем не я. Найти его рецепт, вероятно, можно без всякого труда, но у меня есть свой собственный, с некоторыми изменениями, поэтому его вполне стоит записать.

После долгих поисков аппарат обнаруживается под кроватью. Думаю, я сам случайно его туда пнул.

 

Рецепт коктейля «Удар быка» в интерпретации Баннермана. Вскипятить немного говяжьего бульона, затем сдобрить его перцем и приправой табаско. Можно добавить чайную ложечку горчицы. Я еще добавляю сельдерейную соль. Затем влить глоток бурбона. Может, два. Вообще-то полагается добавлять еще и лимонный сок, но его любят только те, кто обожает салат. Я его в доме не держу.

 

Только после третьей порции мне становится лучше. Вдогонку я выпиваю таблетку и вот, даже не успев ничего осознать, уже довольно киваю. Как говорила когда-то Мамочка, если тебе больно, прими лекарство. Если порезался, наложи шов. Это любому дураку известно.

Давно-давно Мамочка поведала мне историю об Анку, многоликом боге, обитающем на кладбищах у нее на родине. Как же все-таки страшно иметь несколько лиц. Поди узнай, кто ты такой на самом деле. В детстве мне порой казалось, что по ночам я вижу Анку, нависающего надо мной во мраке; он представлялся мне стариком с длинным ножом, клинок которого отражался в его глазах. Потом превращался в рогатого оленя с окровавленными клыками; в уставившуюся на меня сову, неподвижную как камень. Он стал для меня монстром. Я точно уже не помню, что рассказывала о нем Мамочка, а что мой мозг по ночам додумал сам. От одной мысли о нем я до сих пор дрожу. Но теперь у меня есть Оливия. Гладя ее по шерстке или даже просто слушая сердитое шарканье ее лапок по дому, я вспоминаю, что мне больше ничего не грозит, а Анку теперь где-то далеко-далеко.

Пока я плыву по волнам мыслей, в голове серпантином снова и снова кружат слова человека-жука.

Быстрый переход