Изменить размер шрифта - +
Чем, в конце концов, я занимаюсь? К чему вся эта моя игра воображения? Черт, мне грозила опасность проникнуться сочувствием, обычной человеческой слабостью, о которой я имел чисто теоретическое представление. Да и откуда мне знать, каково быть беспомощной, изувеченной жертвой? Остается лишь верить в то, что это не так и плохо.

Нет, сейчас важно только одно: взглянуть на все с точки зрения хищника. К тому же для меня это куда более естественно. Я беззвучно принес извинения Пассажиру и попытался посмотреть на дело с другой стороны.

Ну да: основы выслеживания, пленения, связывания и других предварительных игр мало отличались от стандартных и не представляли интереса. Зато потом началась настоящая работа, так что я растянулся на диване и попробовал представить себе, как все происходило. В нашем маленьком домике слышались плеск воды в ванной, шелест постельного белья: дети готовились ко сну, а я зажмурился и попытался отключиться от всех этих звуков.

Вдох… выдох… сосредоточься… Я воскресил в памяти все увечья, нанесенные телу, представил себе, как это происходило – каждый укус, каждую рваную рану. Девушка бьется, выпучив в ужасе глаза; она еще не знает, что произойдет, – знает только, что это будет хуже самого кошмарного сна, а я заношу воображаемый нож… Тут до меня дошло, что нож здесь не к месту – вот вам и первое существенное отличие. Я ведь включил свое воображение, отсюда и нож: в конце концов, сам-то я именно ножом и пользуюсь. Восхитительное мгновение: взгляд панически расширен, мускулы напряжены в попытке разорвать изоленту, губы пытаются издать хоть звук, но бессильны справиться с кляпом. Я всегда пользуюсь ножами и прочей домашней утварью и не делаю никаких исключений из этого правила. И дело тут не только в эстетике, не только в гордости за то, что разрезы получаются такими чистыми и ровными. Мне просто отвратительна мысль о том, что какие-то жидкости из умирающего тела могут попасть на мои руки.

Однако по профессиональному опыту я знаю, что многие из тех, кто разделяет мое хобби, предпочитают действовать голыми руками – якобы удовлетворения это приносит больше. Я представил себе прямой контакт с пульсирующей, сочащейся плотью – и испытал чувство глубокого омерзения, но это я мог, по крайней мере, понять и даже принять. В конце концов, все мы стараемся оставаться терпимыми к другим. Кто-то хочет пустить в дело руки, ноги и зубы, а кто-то предпочитает более цивилизованный подход, соблюдая дистанцию с помощью холодной стали. Земля большая, места хватит всем – каждому темпераменту свой инструмент.

Однако на этот раз все обстояло по-другому. Здесь убийца использовал смешанную технику. Жертву нашинковали и разделали каким-то лезвием, но наиболее серьезные повреждения, можно сказать, авторские штрихи нанесли зубами, ногтями и другими, более интимными частями тела. Необычный подход, и наверняка он означал нечто очень важное.

Но что? Вот для чего нужен нож, я знал очень хорошо: это идеальное средство контролировать ситуацию и причинять аккуратный, но непоправимый ущерб. С укусами тоже все ясно: они означают жажду тесного контакта, наиболее интимное из всех возможных взаимодействие с болью. Но то, что проделали с глазницей, куда сложнее простого извращения. Это декларация абсолютной власти, эквивалент слов «ты моя с потрохами, и я могу делать с тобой все, что захочу». А еще недвусмысленный приказ: «Смотри на меня!» Более того, это наказание, способ объяснить, что твои глаза поступили нехорошо, что они должны были смотреть на меня, а главное, видеть меня, но они этого не делали, а значит, я проучу их и сделаю вот это.

Где-то в глубине коридора оглушительно хлопнула дверь ванной, и я, вздрогнув, открыл глаза. С минуту я слушал, как хныканье Эстор сменилось угрозами, а потом и вовсе злобным визгом, перекрывшим невозмутимые реплики Риты, а потом снова понизилось до недовольного бормотания.

Быстрый переход