И тем не менее вот она, Джекки, красующаяся во весь экран моего личного воображаемого телевизора, встряхивающая гривой своих роскошных волос и улыбающаяся мне одному, и по какой-то безумной причине мне это нравилось, и хотелось…

Чего именно мне хотелось? Дотронуться до нее? Поцеловать ее? Нашептать какую-нибудь приятную ерунду на ушко? Идеальное, похожее на морскую раковину ушко? Вздор какой, прямо картинка из комикса: Обуреваемый Похотью Декстер. Подобное с нашим темным братом не случается. Земные страсти мне не грозят – я их просто не ощущаю, не могу ощущать. Такого со мной никогда не было, такого я никогда не хотел – и, чего бы там со мной ни делали мысли о Джекки Форрест, никогда не захочу. Наверняка это просто преходящее ощущение, последствие идентификации с убийцей, путаница образов, и уж почти наверняка виной всему отток крови от мозга к переполненному свининой желудку.

А впрочем, чем бы это ни вызывалось, не важно. Я устал, и мой бедный обожравшийся мозг изменял мне, направляя на путь, по которому я не хочу и не буду идти. Я, конечно, мог и дальше сидеть, скрежеща зубами от досады на это, а мог пойти спать в расчете на то, что здоровый, крепкий сон прогонит все беспокойные, вздорные мысли прочь, в темные джунгли, где им самое место. Завтра наступит новый день, суббота, день безделья, а безделье, как известно, исцеляет все твои тревоги и печали.

Я встал и пошел в спальню.

Я лежал в полудреме, наслаждаясь ароматами из кухни, позволяя мыслям лениво ворочаться в голове, и все было прекрасно до того момента, пока в памяти не всплыл давешний сон на диване. И стоило образу Джекки Форрест снова возникнуть перед моими глазами, как я едва не вывалился из кровати. Ну почему, почему она никак не оставит меня в покое?!

Все умиротворение разом испарилось; я встал, доплелся до ванной, принял душ, оделся и отправился на кухню, надеясь, что завтрак вернет мне хорошее настроение. Лили-Энн сидела на своем высоком стульчике, сражаясь с яблочным пюре. При виде меня она лягнула стол и радостно завопила: «Дада-а!» – как называла меня в последнее время.

Я задержался у ее стульчика и пощекотал ей подбородок.

– Лили-Вили, – сказал я, и она радостно захихикала. Я вытер яблочное пюре с пальца и сел на свое место.

Рита с улыбкой повернулась ко мне от плиты.

– А, Декстер, – сказала она. – Кофе готов. Завтракать будешь?

– Помру, если не позавтракаю, – признался я, и спустя пару секунд передо мной оказалась кружка дымящегося кофе и груда тостов собственноручного Ритиного приготовления. Не знаю, что она туда кладет, но других таких я не пробовал. После четырех тостов и дольки идеально спелой дыни с тремя ломтиками хрустящего бекона я отодвинулся от стола и не спеша допил вторую кружку кофе, размышляя о том, что смысл в нашем недолгом и болезненном существовании, возможно, все-таки есть.

Где-то на половине третьей кружки на кухне появились Коди и Эстор. Они вошли вдвоем, ворчливые и помятые со сна. Коди щеголял в пижаме с Трансформерами, Эстор – в безразмерной футболке с изображением чего-то похожего на утконоса, и оба плюхнулись на свои стулья так, словно из них разом вынули все кости. Явно еще не проснувшийся Коди молча впился зубами в тост, а вот Эстор уставилась на свою тарелку так, словно увидела большую груду опарышей.

– Если я съем все это, то растолстею, – заявила она.

– Ну, не хочешь – не ешь, – жизнерадостно отозвалась Рита.

– Но я хочу есть, – заныла Эстор.

– Хочешь, дам вместо тостов йогурт? – предложила Рита.

– Терпеть не могу йогурт, – продолжала ныть Эстор.

– Не любишь йогурт – ешь тосты, – невозмутимо ответила Рита.