– Хрен с тобой! – сказал он. – Возьмешь человек двадцать самых опущенных шестерок – и вкалывайте до потери пульса! А не управитесь в срок – хана вам будет!..

– Конечно, не управимся, – мирно согласился Прораб. Он даже глаза к небу возвел, словно подсчитывая что-то в уме. – Двадцать человек… Сто домов… Да еще с предварительной подготовкой стройплощадки… да в таких условиях… Не, за пять лет не управимся. Лет десять, как минимум, нужно будет…

– А вы будете пахать днем и ночью! – свирепым шепотом сообщил Скворешник.

– Тогда нас надолго не хватит, – развел руками толстяк. – И кстати, я еще кое-что забыл сказать. Продпайки, одежда и прочее матобеспечение будет выделяться только работающим.

– Ничего, вы с нами поделитесь, – отмахнулся Скворешник.

И вот тут Прораб перешел все границы допустимого, с точки зрения паханов, нахальства. Как говорят в таких случаях в зонах, борзометр у него зашкалил.

– Нет уж, парень, – сказал он, часто моргая своими белесыми ресницами. – Ты про такой принцип когда-нибудь слыхал: “Кто не работает, тот не ест”? Я вот думаю, что это должен быть наш общий девиз…

Мы думали, что Скворешника инфаркт хватит – так он позеленел и затрясся. Просто на Земле его никто еще так не оскорблял. Даже тюремное начальство всех мастей. Даже самый беспредельный вертухай знал – Скворешник из-под земли достанет, чтоб отомстить за обиду.

– Да ты что, сявка? – просипел с трудом пахан, горой надвигаясь на Прораба. – Ты думаешь, мы все до одного горбатиться под твоим началом будем? Домики-гномики строить? За пайку вонючую раствор месить и лопатами махать?

Прораб невозмутимо пожал плечами.

– Кто захочет жить – будет, – объявил он.

– И я тоже?! – взревел львиным рыком Скворешник, рвя на груди робу стандартного типа, похожую на те, которые мы носили в зонах на Земле.

– А почему бы и нет? – удивился Прораб. – Или ты не такой, как все? Не умеешь – научим, а не хочешь – воля твоя, насильно заставлять не будем…

Скворешник кинулся на своего противника, и в правой руке пахана, откуда ни возьмись, возникла типовая заточка из напильника. И как он ухитрился пронести ее в ракету, когда нас перед стартом догола раздевали и рентгеном просвечивали – одному богу известно.

Самое интересное, что даже в столь критический момент, когда мы все думали, что борзому толстяку пришла крышка, Прораб не шевельнулся и в лице не изменился. Словно знал, что с ним ничего не случится.

Так оно и произошло.

Не добежав до Прораба двух шагов, Скворешник вдруг наткнулся с размаху на невидимый барьер, выронил заточку и остановился как вкопанный. А потом, не издав ни звука, рухнул под ноги собравшихся, судорожно подергивая ногами, и, вытянувшись во всю длину, застыл.

Все, не веря глазам, уставились на него, а потом перевели взгляд на меня.

Я, в свою очередь, изумленно воззрился на свой правый кулак.

Рефлекс сработал помимо моей воли. Словно рука сама знала, что ей делать, и ударила Скворешнику в висок, не запросив предварительного разрешения у мозга.

Я покрылся холодным пoтом.

Но не из-за того, что нарушил неписанные законы зоны, посмев поднять руку на признанного авторитета – хотя за это полагалась немедленная смерть.

Просто до меня дошло, на каком волоске висела вся наша шатия-братия. Ведь если бы Скворешник убил Прораба, то все мы были бы обречены на гибель на чужой планете. И не то чтобы я сразу поверил словам Прораба. Но это был наш единственный шанс спастись и вернуться на Землю.

Пусть даже через пять лет.

Пусть даже для этого придется вкалывать, как каторжным.