– Он молодец, девочка. Задумано было превосходно, я ему аплодирую... Это ведь, если по‑честному, чистое везение, что я сумел его расколоть – а остальные‑то наши и вовсе лопухнулись. Жаль, он играет не в нашей команде...

В голосе вице‑директора по оперативной работе звучала почти что нежность; что ж, победа располагает и к великодушию, и к самокритичности. Тут в его памяти вдруг всплыл столик кафе на площади Кастамира, вкус нурнонского, выпитого ими тогда за успех гондольера, и свой собственный вердикт: "Он всего лишь любитель – хотя и блестящий, и удачливый; ему повезет раз, повезет другой, но на третий он таки свернет себе шею..." Что ж, вот он и наступил – тот самый "третий раз": ни одному человеку не может везти до бесконечности.

– А как вы сумели узнать его под капюшоном?

– Под капюшоном?.. А, так ты небось решила – он один из паломников?

– Простите?...

– Конечно, нет. Он – арестант, правый в первой паре. Лицо замотано окровавленной тряпкой, а хромают они все: кандалы – это тебе не фунт изюма...

– Но жандармы...

– Жандармы – самые что ни на есть настоящие. А он – действительно арестант, в том‑то и весь смысл! Отличное решение, по‑настоящему изящное... Ты, главное, не останавливайся и не открывай рот, а то люди оборачиваются. Учись, девочка, пока еще живы мастера... Я не про себя – про него.

ГЛАВА 51

– Я все‑таки не понимаю... вернее, не все понимаю, – призналась Фей, поскольку чувствовала: командир ее пребывает в отличном настроении и потому вполне расположен к объяснениям.

– Он рассчитал верно: сами жандармы наше внимание привлекут с несомненностью (трофейная униформа – стандартный способ маскировки), а вот их добыча – если, конечно, жандармы подлинные – навряд ли. Вот он и сделался такой добычей. Как именно – пока не знаю, да это и не суть важно: вариантов тьма... прийти, к примеру, в Ирапуато и в местной корчме выплеснуть кому‑то из них полкружки вина на мундир... Они его, конечно, отметелят на совесть (что позволит ему закутать разбитую рожу), но зато потом без помех проведут в город, да еще и спрячут на пару‑тройку месяцев в самом надежном убежище – в тюрьме; там его не стали бы искать ни мы, ни люди Арагорна. Это – если он собирается отсидеться; а может связаться через уголовников с кем‑нибудь из своих людей – да хоть с той же Элвис, – те сунут сколько надо в лапу судьям либо тюремному начальству, и он будет на свободе уже через пару дней... Только вот в мои планы позволить ему отсиживаться на нарах совершенно не входит.

Следуя ярдах в пятидесяти позади жандармов (это действительно оказались "охотники за разбойниками" из Ирапуато), Джакузи со своею спутницей достигли здания полицейского управления порта. Здесь арестованных разделили: четверых повели дальше, по направлению к виднеющейся за Обводным каналом тюрьме Ар‑Хоран, а Тангорна и скованного с ним горца (Расшуа к тому времени успел уже идентифицировать того как некоего Чекорелло, троюродного племянника Сарракеша) старший наряда самолично завел в здание полиции. Выждав для порядка минут пятнадцать, Джакузи тоже двинулся внутрь. Дежурному, вознамерившемуся было преградить путь двум оборванцам, он сунул под нос жетон комиссара полиции (удостоверений прикрытия у него при себе была целая куча, от флаг‑капитана инженерной службы Адмиралтейства до инспектора таможни, главное тут было не перепутать – где какое предъявлять) и сухо приказал тому проводить их к начальнику управления.

– Комиссар Рахмаджанян, – представился он, зайдя в кабинет. Его хозяин, неопрятного вида толстяк с вислыми щеками, казавшийся ожившей карикатурой на полицейского начальника, сделал не слишком успешную попытку извлечь из кресла свой необъятный зад и поприветствовать посетителя:

– Старший инспектор Джезин.