Оно будто бы являлось частью вырванного куска холста, на котором художник нарисовал лишь одну большую чёрную кляксу.
Мои лёгкие заполнял разряжённый и тяжёлый воздух, а нос ощущал непонятный цветочный запах, с которым я ничего не мог сравнить. Приятный, но и в то же время агрессивный. Он разрывал моё обоняние на мелкие части, будоража сознание и словно вводя разум в хаос.
Но больше всего моё внимание привлекло то, что ветер здесь был поистине странным. Агрессивный, сухой и горячий. Он легко, но и в то же время настойчиво, ласкал лицо, забираясь в подолы тёмного плаща.
Крики и гомон людей, выгружающих оборудование и снаряжение, слышался повсюду. Бойцы рода Островских таскали ящики, ставали палатки и возводили периметр охраны, действуя единым организмом. Каждый из них действовал зная свою задачу и не терял времени. Впрочем, я не был удивлён подобной слаженности работы. Эти люди уже были здесь и потому не поддавались стрессу ситуации и грядущих проблем выполнения миссии экспедиции.
А проблемы у нас начались с самого приземления...
Крейсер вышел из строя, а точнее — два правых винтовых двигателя. Инженеры уже занимаются их починкой, устраняя неисправности, но на это потребуется много времени и сил. И это не считая того, что мы потеряли достаточно топлива. Островкий ничего не говорил по этому поводу, но я видел по его лицу, что дело принимало действительно скверный оборот. Даже если мы завершим нашу миссию удачно, то топлива нам хватит долететь лишь до Турции... Максимум — Российская Империя, город Севастополь. И это действительно — максимум. Военный крейсер не обычный самолёт и посадить подобную махину с лёгкой подачи руки, не удастся.
Вздохнув полной грудью, я вдруг легко улыбнулся и прикрыл глаза, подставив лицо ветру.
— Да... — тихо пробормотал я. — Дикий и чужой край, но кажущейся таким знакомым.
У меня было странное и необъяснимое ощущение, словно когда-то я уже бывал здесь. Жнец отдавался эхом какого-то странного спокойствия, будто вся та тьма моей души, нашла свой дом. Тысячи загубленных мною душ, в одночасье перестали давить на плечи своим грузом и, впервые за долгие жизни, меня наполнила небывалая лёгкость...
Взгляд опустился на правую руку и перчатку, после чего я по наитию просто позвал Смерть.
Без слов, без желания, без цели или просьбы. Просто позвал её, как подругу, которую знал очень давно.
В голове прозвучал задорный хриплый смех. И вслед за ним, на руке вспыхнуло тёмно-серое Пламя Бездны, окутавшее перчатку и принимающее её форму.
— Без печати... — улыбнулся я, смотря на танцующее и ласкающее пламя. — Теперь понятно, что это за ветер и почему мне здесь так спокойно. Это твой край... Да, госпожа?«И я рада встретить тебя в нём... Мой Жнец...» — раздался ответ в моей голове. Плеч словно коснулись тонкие ладони, а шею обожгло её ледяным дыханием.
Значит, ты соврала мне тогда, сказав, что не имеешь власти над этим миром? Но зачем?Я ждал целую минуту, готовясь услышать её ответ, но его не последовало и лишь ветер вновь обласкал моё лицо, оставив на щеке холодный обжигающий поцелуй.
— Что ж... — вырвался мой вздох. — Это было ожидаемо.
Поведя плечами, смахнув пламя и повернувшись в сторону лагеря, я двинулся к отдающему приказы Островскому. Судя по часам, а являли они собой неизменную и исправную механику, сейчас глубокий вечер и скоро должна начаться ночь. А как я уже знал, ночь на Теневом Континенте — время охоты и сражений.
Нападут ли на нас в первый же день? Скорее всего. Те молнии были не природным явлением, а значит... Кто-то хотел, чтобы мы приземлились именно здесь. Вот только что-то я не припомню в полученной информации то, что племя Нагуали могли использовать энергию. Эволюционировали что ли?— Леонид Сергеевич, помощь нужна? — обратился я к Островкому, общающемуся с бойцом своего рода. |