Они ехали уже не один час. Наконец Томас остановил повозку, чтобы напоить лошадь и дать ей овса. Сам Томас и Хонор перекусили холодной кукурузной кашей, которую жители штата Огайо обычно едят на завтрак. После трапезы он уединился в густых зарослях у дороги. Пока его не было, Хонор стояла рядом с повозкой и рассматривала деревья на противоположной стороне дороги. Деревья были ей незнакомы. Даже дубы и каштаны, которые она знала по Англии, здесь казались какими-то не такими. Дубовые листья были более заостренными и не такими волнистыми, а листья каштана росли отдельно, а не веерами. Подлесок тоже казался чужим. Он был слишком густым и нетронуто-первобытным, словно предназначенным для того, чтобы не допустить в лес человека.

Вернувшись к повозке, Томас указал взглядом на заросли у дороги:

— Тебе бы тоже сходить по нужде.

— Я… — Хонор уже собралась возразить, но в его голосе уловила что-то такое, что заставило ее послушаться, как она послушалась бы родного деда. К тому же ей было стыдно признаться, что лес Огайо пугает ее. Когда-нибудь она, наверное, привыкнет. Но сейчас ей было по-настоящему страшно.

Хонор сошла с дороги и углубилась в густые заросли, осторожно ступая по палым листьям, замшелым камням и упавшим веткам. В лесу витал влажный, землистый запах папоротников и перегноя. Среди деревьев что-то шуршало, и Хонор старательно уговаривала себя, что это, скорее всего, мыши, или белки, или эти похожие на белок зверьки с пушистыми хвостами и черно-белыми полосками на спинках, которые, как она недавно узнала, называются бурундуками. Ей говорили, что в местных лесах водятся волки, пумы, дикобразы, скунсы, опоссумы, еноты и другие звери, которых нет в Англии. Большинство этих животных она не смогла бы узнать с виду — и поэтому они представлялись еще страшнее, чем были на самом деле. И наверняка тут водились змеи. Хонор оставалось только надеяться, что утром на этом участке леса их нет.

Отойдя от дороги на тридцать шагов, она сделала глубокий вдох и заставила себя повернуться лицом к повозке, а спиной — к лесу, где среди бесконечных деревьев, возможно, прятались страшные хищные звери. Найдя место, где Томас не увидит ее с дороги, она подняла юбки и присела на корточки.

Шелестели листья под ветром, и пели птицы. Хонор услышала, как Томас приподнял сиденье на козлах, под которым, наверное, был оборудован ящик для всяких вещей. Она слышала его тихий голос — он разговаривал с лошадью, убеждая ее, что поблизости нет ни пум, ни волков. (Ах, если бы кто-нибудь убедил в этом Хонор!) Лошадь отвечала приглушенным ржанием.

Хонор поднялась и оправила юбки. Она так и не смогла облегчиться: в лесу, в отсутствие привычного уединения у нее внутри все напряглось. Хонор огляделась по сторонам. «Я теперь так далеко от дома, — подумала она. — И совершенно одна». Она поежилась и скорее побежала обратно к повозке — единственному островку безопасности.

Они с Томасом уселись на козлах, старик дважды притопнул ногой, и лошадь медленно тронулась с места. Завтрак, похоже, взбодрил Томаса. Он по-прежнему не заводил разговоров, но начал мурлыкать какую-то мелодию, нечто похожее на псалом. Вскоре тихий напев старика, скрип повозки, дребезжание конской сбруи, шум ветра и птичьи трели вкупе с мельканием древесных стволов и видом дороги, бесконечно тянущейся впереди, убаюкали Хонор. Она не заснула, но впала в спокойное созерцательное состояние, знакомое ей по собраниям. Будто у них с Томасом проходило маленькое — на двоих — собрание, прямо на козлах повозки. Хотя Друзья на собраниях обычно не напевают псалмы. Хонор закрыла глаза и позволила своему телу тихонько раскачиваться в ритме движения повозки. Успокоившись, она погрузилась в себя и стала ждать озарения внутренним светом.

На молитвенных собраниях не всегда удается сосредоточиться. Очень многое отвлекает. Порой ее мысли продолжают вертеться вокруг мирских повседневных дел, или у нее сводит ногу, или она вспоминает, что забыла выполнить какое-то мамино поручение, или вдруг замечает пятно на белом капоре соседки.