|
Кольча-младший вилами один раз замахнулся. Но мы не боимся вил -- это острая орудья, ею ребят не бьют, ею только замахиваются. И мы дурели, не слушались, карабкались на возы, скатывались кубарем в снег. -- Вы дождетесь, вы дождетесь! -- обещали нам то бабушка, то Кольча-младший. Дед помалкивал. Коней закинули попонами и увели в конюшню. Оглобли саней связали. Сыромятные завертки, растянутые возами, отходили, потрескивали. На санях белый-белый лесной снег. Все видно хорошо, потому что в небе, студеная, оцепенела луна, множество ярких звезд, снег повсюду мигал искрами. Пришли дядя Иван и его сыновья, сродные братья нам, Ваня и Миша, да еще тетка Апроня. И началась шумная работа. Отвязали бастриг на первом возу. Он спружинил, подскочил и уцепился в луну, будто пушка. Воз темным потоком хлынул на снег и занял половину двора. Второй воз свален, третий свален. Сена -- гора! Откуда-то взялась корова. Ест напропалую. Отгонят с одного места, она из другого хватает -- у нее тоже праздник. Собака забралась на сено. Ее вилами огрели. Нельзя собаке на сене лежать -- корова сено есть не станет. Собака горестно взлаяла и убралась под навес. А мы уже на сеновале, и бабушка с нами. Нам дали самую главную работу -- утаптывать сено. Мы топтали, падали, барахтались. Мужики бросали огромные навильники в темный сеновал и ровно бы ненароком заваливали нас. Глухо, душно станет, когда ухнет на тебя навильник. Рванешься, словно из воды, наверх и поплывешь; поплывешь, но еще не успеешь отплеваться от сенного крошева, забившего рот, -- снова ух на тебя шумный навильник. Держись, ребята, не тони! -- Ребятишки, вы живые там? -- Живы! -- Упрели небось? -- Не-е! Но я уже весь мокрый и Алешка мокрый. Mы топчем сено, плаваем в нем, барахтаемся и дуреем от густого, урЕмного запаха. Перекур. В изнеможении упали на сено, провалились в нем по маковку. Мужики курят во дворе, тихо говорят о чем-то. Бабушка стряхивает платок. -- Баб! -- окликнул я ее. -- Ты можешь траву узнать или цветок? Бабушка у нас многие травы и цветки целебные знает, собирает их на зиму. И знает их не только по названиям, но и по запахам, и по цвету, и какую траву от какой болезни пользуют, доктора у нас на селе нету, так ходят к бабушке лечиться от живота, от простуды, от сердца. Вот только самой ей некогда болезни свои лечить. -- Ну где же я в потемках-то? -- ответила бабушка, но таким тоном, что нам совершенно ясно -- это она малый кураж напускает. Пошарив подле себя рукой, бабушка подозвала нас и показала при лунном свете, падающем в проем дверей: -- Вот это осока. Легко отличается -- жестка, с шипом, почти не теряет цвету. По Манской речке ее много. А вот эта, -- отделяет она от горсти несколько былинок, -- метличка. Ну, ее тоже хорошо знатко. |
