Софи вяло жует сэндвич, почти не чувствуя его вкуса. Надо напрямик сказать Элу, что ей жутко надоела семга с листовым салатом и она хочет чего-нибудь пикантного, вроде яйца со спаржей под соусом карри. Она застряла в наезженной колее, и касается это не только ланча. Опостылевшие сэндвичи – символ жизненного пути, ведущего в никуда.

Ах, как она могла забыть? И ничего она не застряла в колее. Она сейчас стоит на перепутье. Ее жизнь действительно похожа на сказку, а тетя Конни – добрая фея. Софи откладывает книгу и достает из сумки письмо, чтобы перечитать его, наверное, в сотый раз. Страшно интригующе читать, так сказать, послание с того света.

Можно ожидать, что письмо от древней старушки будет написано бледными чернилами на почтовой бумаге, надушенной лавандой. Но письмо от тети Конни – и это вполне в ее духе – напечатано на компьютере и выглядит вполне современно. Вероятно, в восемьдесят лет она занималась на компьютерных курсах.

Софи пытается представить себе Конни, сидящую за компьютером. Она вспоминает прямую седоволосую женщину, с тонкой желтоватой кожей, изящным удлиненным лицом и умными карими глазами, словно предостерегающими: не смейте обращаться со мной как со старухой! Некоторые пожилые люди выглядят так, словно всегда были старыми, а Конни смотрелась как сильно состарившаяся молодая женщина. Хрупкая с виду, она двигалась медленно, но порывисто, будто управляла автомобилем, не способным развить большую скорость. Можно было догадаться, что во время оно эта женщина ни минуты не могла усидеть на месте.

Однажды летним днем Томас повез Софи в гости к родителям. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Софи была настроена беспечно и легкомысленно, а Томас, напротив, был необычайно серьезен, что заставляло ее упрямиться как подростка. Томас вообще не слишком любил навещать родных на Скрибли-Гам, он предпочитал, чтобы они сами приезжали в Сидней. «Добраться туда – целое событие», – говорил он, бывало, словно ему предстояло штурмовать гору. За время их романа Томас привозил Софи на остров всего два или три раза, хотя и знал, что ей там очень нравилось.

Сначала они пообедали с его родителями, Марджи и Роном. А потом Маргарет сказала, что неплохо бы им перед отъездом заглянуть к тете Конни и засвидетельствовать ей свое почтение. Тем более что муж Конни, Джимми, умер за пару месяцев до этого. Томас, будучи хорошим, послушным сыном, не возражал, но стремился поскорее исполнить свой родственный долг и уехать с острова.

– Когда я остаюсь здесь надолго, то чувствую себя как в ловушке, – заявил он тогда Софи, пока они спускались с холма к дому тети Конни. – Этот остров такой маленький. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем, – ответила Софи, глубоко вдыхая соленый воздух.

Конни приняла их благосклонно, если не сказать – с распростертыми объятиями. Она приготовила гостям тосты с корицей и с неподдельным интересом беседовала с Томасом, у которого было две излюбленные темы: федеральная политика и крикет. Софи чувствовала, что Конни сильно горюет по мужу, хотя и не показывает этого. Под глазами у нее залегли лиловые тени. Повсюду по-прежнему ощущалось присутствие Джимми: кардиган на спинке стула, пара заляпанных грязью ботинок на крыльце, вставленные в рамку статьи, которые он написал, включая, конечно, и историю про тайну младенца Манро.

Конни не спеша провела Софи по дому. Похоже, она оценила восторженные замечания гостьи, не скупившейся на комплименты, которые, надо сказать, были абсолютно искренними.