Девочки скачут через веревочку. Вдруг мне захотелось разыскать Шошу. Я направился к дому, где мы когда-то жили. Боже, ничего не изменилось: та же свалка, облупившиеся стены. Я вошел в коридор, который вел в квартиру Шоши, он был все такой же темный. Я зажег спичку, чтобы отыскать дверь. Господи, что я делаю! Шоше сейчас за тридцать. С чего я решил, что они все еще живут здесь? Даже если ее родители остались на старом месте, Шоша наверняка вышла замуж и переехала. Но, повинуясь необъяснимому порыву, я постучал в дверь.
Никто не ответил. Я потянул ручку (как делал когда-то давным-давно), и дверь распахнулась. Я вошел в кухню, она выглядела точно так же, как кухня Баши двадцать пять лет назад. Я узнал ступку и пестик, стол, стулья. Не снится ли мне все это? Может, это наваждение?
И тут я заметил девчушку лет девяти. Господи, вылитая Шоша! То же бледное личико, те же светлые косички с красными ленточками, та же тонкая шейка. Девочка удивленно, но без испуга смотрела на меня.
- Кого ты ищешь? - спросила она, и я услышал Шошин голос.
- Как тебя зовут? - сказал я.
- Меня? Баша.
- А маму?
- Шоша, - ответила девочка.
- А где твоя мама?
- В лавке.
- Когда-то я жил здесь, - попытался я объяснить, - и мы с твоей мамой играли вместе. Она тогда была маленькой девочкой.
Баша посмотрела на меня своими огромными глазами и спросила:
- Так ты Итчеле?
- Откуда тебе известно про Итчеле? - спросил я. К горлу подступил комок, я едва мог говорить.
- Мама про него рассказывала.
- Да, я Итчеле.
- Мне мама все рассказала. У твоего папы была пещера в лесу, а в ней полным-полно золота и бриллиантов. А еще ты знал слово, которое могло разрушить мир. Ты еще помнишь его?
- Нет, забыл.
- А сокровища?
- Их украли.
- А твой дедушка до сих пор король?
- Нет. Больше нет.
Мы помолчали. Потом я спросил:
- А мама рассказывала тебе о домовом?
- Да, у нас жил домовой, но он пропал.
- Что с ним стряслось?
- Не знаю.
- А сверчок?
- Сверчок жив, но он поет только по ночам.
Я спустился вниз, в кондитерскую, ту самую, где мы с Шошей когда-то покупали леденцы, и купил печенье, шоколад и халву. Потом поднялся наверх и отдал все это Баше.
- Хочешь, я расскажу тебе одну историю? - спросил я.
- Расскажи.
Я рассказал Баше историю о беленькой девочке, которую унес в пустыню демон, унес к горе Сеир и заставил выйти за себя замуж. Рассказал о детях, которые родились от этого брака и были полулюдьми-полудемонами.
Взгляд Баши стал печальным.
- Она там так и осталась?
- Нет, Баша, святой человек по имени Рабби Лейб узнал о ее горе. Он отправился в пустыню и спас ее.
- Как?
- Ангел помог ему.
- А что стало с ее детьми?
- Дети превратились в настоящих людей и вернулись к матери. Ангел отнес их на своих крыльях.
- А демон?
- Так и остался в пустыне.
- И больше не женился?
- Почему нет? Женился. На демонице под стать себе.
Мы снова помолчали, и тут я услышал знакомую песенку сверчка. Неужели это тот самый сверчок? Нет, конечно. Наверное, его прапраправнук. Но песенка-то все та же. Старинная, загадочная, как мир, и бесконечная, как темные ночи в Варшаве.
Сон Менаше
Менаше был сирота. Несладко ему жилось у дяди Менделя. Бедный стекольщик едва сводил концы с концами, так что и своих-то детей прокормить не мог. В тот год мальчику исполнялось двенадцать лет, он окончил учебу в хедере и осенью должен был пойти в подмастерья к переплетчику. Внешне паренек был, как все деревенские мальчишки - узкое лицо с впалыми щеками, темные глаза, а одежонка - одна рваная куртка.
Но все же с малолетства отличался Менаше от других детей. Едва он научился говорить, как стал засыпать взрослых вопросами: "Какой высоты небо?", "Какой глубины земля?", "А что там, на краю света?", "Зачем рождаются люди?", "Почему они умирают?". |