Он отступил назад, медленно огляделся, играя мышцами шеи и плеч, медведь в кольце огней. Никто не шевельнулся. Не произнес ни слова. Брин тряхнул головой, словно для того, чтобы очистить ее, освободиться от ярости, прийти в себя. Он повернулся к двери пивоварни. Там стояла девушка, в тунике без пояса, с распущенными для постели черными волосами. Брин посмотрел на нее.

— Смелый поступок, — тихо произнес он. — Пусть все мужчины это знают.

Она прикусила нижнюю губу, дрожа. Сейнион старательно избегал смотреть туда, где стояла Энид рядом со старшей дочерью. Брин повернулся кругом. Сделал к нему один шаг. Потом второй. Остановился прямо против священника, широко расставив ноги на собственной земле.

— Я бы тебя никогда не простил, — сказал он через секунду.

Сейнион посмотрел ему в глаза.

— Ты должен был остаться в живых, чтобы меня не простить. Я сказал правду: тебе не дано разрешения уйти от нас. Ты все еще необходим.

Брин тяжело дышал, из его души не ушла бушевавшая в ней ярость, его широкая грудь вздымалась, не от усталости, но от силы его гнева. Он посмотрел на юного кадирца за спиной Сейниона. И взмахнул мечом.

— Благодарю тебя, — сказал он. — Ты действовал быстрее моих людей.

Сын Оуина ответил:

— Не стоит благодарности. По крайней мере, мой меч в крови, пусть им сражался другой. Я сегодня ночью ничего не сделал, только поиграл на арфе.

Брин секунду смотрел на него сверху вниз, с высоты своего огромного роста. Сейнион видел, что из его левого бока струится кровь, туника там была порвана; казалось, он этого не замечал. Брин отвел взгляд в темноту двора, на запад. Скот все еще мычал в своем загоне.

— Твой брат мертв?

Алун кивнул головой, неохотно.

— Позор моей жизни, — сказал Брин ап Хиул. — Он был гостем в моем доме.

Алун не ответил. Его дыхание, напротив, было поверхностным, стесненным. Сейнион подумал, что ему необходимо дать вина, срочно. Забвение на одну ночь. Молитва будет потом, утром, с появлением божьего света.

Брин нагнулся, вытер клинок с обеих сторон о черную траву и отдал его Алуну. Повернулся снова к пивоварне.

— Мне нужна одежда, — сказал он. — Вы все, мы займемся…

Он замолчал, увидев перед собой жену.

— Мы займемся мертвыми и сделаем, что сможем, для раненых в зале, — быстро произнесла Энид. — Тем из живых, кто так доблестно сражался, раздадут эль. — Она бросила взгляд через плечо. — Рианнон, пусть на кухне согреют воды и приготовят ткань для повязок. Принеси все мои травы и лекарства, ты знаешь, где они. Все женщины должны прийти в зал. — Она снова повернулась к мужу. — А ты, мой господин, будешь сегодня, и завтра, и на следующий день просить прощения у Кары. Вероятно, ты напугал эту юную девушку до смерти, больше любого эрлинга, когда она пришла сюда за элем для игроков в кости и обнаружила тебя спящим в пивоварне. Если захочешь провести летнюю ночь на воздухе, господин мой, впредь выбирай другое место, когда у нас гости.

Тут Сейнион полюбил ее еще сильнее, чем прежде.

И не он один. Брин наклонился и поцеловал жену в щеку.

— Мы слышим и повинуемся, моя госпожа, — ответил он.

— Из тебя течет кровь, как из жирного борова, пронзенного копьем, — сказала она. — Пусть тебя перевяжут.

— Можно мне сначала принять хоть сколько-нибудь пристойный вид, надеть штаны и сапоги? — спросил он. — Пожалуйста.

Кто-то рассмеялся, освобождаясь от напряжения.

Кто-то сделал очень быстрое движение.

Шон, с некоторым опозданием, вскрикнул.