Миллионы ищут в ней опору в будничном существовании. Она все еще в силах давать своей заблудшей пастве утешение в трудную минуту. И, наконец, вера дает нам самое необходимое: помогает преодолеть страх смерти и ужас перед тем, что ждет за чертой. Без веры в воскресшего Христа миллионы душ потеряют ориентиры. Не обманывайте себя, агент Рейли — это разоблачение ввергнет мир в такую пучину отчаяния и безверия, какой он не знавал прежде.
Тяжелое молчание, повисшее в воздухе, мучительно давило Рейли. Не было спасения от жестоких мыслей, нахлынувших на него. Он вызвал в памяти начало своего пути, ночь нападения всадников на Метрополитен, и недоуменно спросил себя, как от ступеней музея он попал сюда, в самый эпицентр своей веры, как оказался втянутым в трудный разговор о том, о чем предпочел бы никогда не задумываться.
— Давно ли вы знаете? — наконец спросил он кардинала.
— Я?
— Да.
— С тех пор как занял свой нынешний пост. Тридцать лет.
Рейли кивнул. Очень долгий срок, чтобы выносить сомнения, осаждавшие его сейчас.
— И вы примирились с этим?
— Примирился?
— Приняли это, — уточнил Рейли.
Бруньоне задумался, в глазах его отразилась тревога.
— Я никогда не смогу с этим примириться в том смысле, который вы, кажется, подразумеваете. Но я научился с этим жить. Это единственное, на что я способен.
— Кто еще знает? — Рейли поймал себя на том, что его голос звучит обвиняюще, и не сомневался, что Бруньоне тоже это заметил.
— Очень немногие.
Рейли задумался, как это понимать. «А папа? Он знает?» Ему очень хотелось спросить — он был уверен, что папа должен знать, — но удержался. За один раз можно выдержать не так уж много ударов. Новая мысль мелькнула у него в голове. Инстинкты следователя зашевелились, выкарабкались на поверхность из трясины его смятенного сознания.
— Откуда вы знаете, что это правда?
У Бруньоне вспыхнули глаза, уголки рта раздвинулись в слабой улыбке. Его, как видно, обрадовало охватившее Рейли сомнение, но тон его оставался мрачным.
— Когда тамплиеры обнаружили дневник, папа послал в Иерусалим самых знающих экспертов. Они подтвердили, что дневник подлинный.
— Но ведь то было чуть не тысячу лет назад, — не сдавался Рейли. — Их было легко одурачить. Что, если это была подделка? Насколько я знаю, сфабриковать такую фальшивку было вполне по силам тамплиерам. А вы готовы признать его подлинность, даже не видев?.. — Понимание настигло Рейли раньше, чем последнее слово слетело у него с языка. — Вы и раньше сомневались в истине Писания?
Бруньоне ответил ошеломленному Рейли светлым утешающим взглядом.
— Многие считают, что все рассказанное следует понимать только как метафору; что истинное понимание христианства — это понимание скрытой в нем идеи. Однако большинство верующих принимает каждое слово Библии за истину — за неимением лучшего выражения скажем — «как в Писании». Я, пожалуй, где-то посередине. Может быть, все мы держимся на тончайшей грани между желанием распахнуть воображение всем описанным чудесам и рассудочным сомнением в их правдоподобии. Будь мы уверены, что находка тамплиеров — фальшивка, нам, безусловно, было бы проще склониться к более вдохновенному восприятию Евангелий. Но, пока мы не знаем, что они прятали на своем корабле… — Он устремил на Рейли пылающий взгляд: — Вы поможете нам?
Минуту Рейли не отвечал, вглядываясь в глубоко изрезанное морщинами лицо стоявшего перед ним человека. Он чувствовал в словах кардинала глубокую искренность, но по поводу мотивов де Анжелиса отнюдь не обманывался. |