— Ах, как мило. Кто это вырос и стал настоящим мачо? Тебе не идет, Гласс. Ты ведь чуткий музыкант, помнишь? — Горькая насмешка в его голосе была примерно так же неуловима, как брошенный в голову камень.

Одно обо мне верно — я музыкант, но я вырос в Морганвилле, и чувственные личности здесь долго не продержатся, только если внутри у них нет стального стержня.

Так что я никогда не был слабым ребенком, каким меня всегда воспринимал отец Шейна. Шейн знал это, но его отец всегда хотел, чтобы он подружился с настоящими парнями.

Честно говоря, уничтожение его мозга прямо сейчас решило бы уйму проблем для всех нас, поскольку мысль о том, что Фрэнк Коллинз продолжает распространять свое влияние, в то время как Клер лежит мертвая в нашем доме… это действительно попахивало иронией.

Я повернулся и сказал, — Черная кожаная сумка. Где она?

Коллинз немного усовершенствовал свое изображение — он казался моложе и, в то же время, выглядел еще большим засранцем. Грустно. — Не стесняйся, осмотрись, — сказал он.

— Сумка нужна Мирнину.

— Думаешь, это растопит лед во мне, Златовласка? Он не очень-то интересовался моим мнением, прежде чем превратить меня в машину Франкенштейна. Я не выполняю его поручений.

Я продолжал открывать шкафы и выдвигать ящики. Мое время истекало, и я прекрасно понимал, что мне придется вернуться домой до истечения установленного с Шейном и Евой срока. Если поисковая команда Амелии появится здесь, я пропал.

— Теплее, — сказал Фрэнк. — Ох, нет, неправильно, холоднее.

— Заткнись.

— Скажи мне кое-что, и я заткнусь.

— Или я мог бы пойти и заткнуть твои трубы — это так же хорошо сработало бы.

— Как думаешь, что произойдет, если я расскажу Шейну о тебе и Клер?

Я замер. Это походило на подлый удар по голове, и несколько секунд я даже не мог сформулировать ответ… но затем мне пришлось перебарывать обжигающий всплеск ярости, захлестнувший меня.

Я повернулся взглянуть на него. Уверен, мои глаза пылали яркой, темно-красной яростью. — Чертов лжец.

Он рассмеялся, — Ох, да перестань, Майкл. Она симпатичная девушка, живет в твоем доме… Ты скажешь мне что никогда даже не думал об этом? Ты думаешь, Шейн поверит этому? Если я скажу ему?

Это была ложь, полная и совершенная чушь собачья, но он был прав в одном: я думал об этом. Не после того, как Шейн начал влюбляться в нее, а немного раньше. Совсем чуть-чуть.

У Фрэнка была одна особенность — он всегда знал, как разглядеть трещину в твоих доспехах, и где нужно ударить. Моя дружба с Шейном всегда будет сильной, и она также всегда будет хрупкой — он не доверял вампирам, но он доверял мне, и весь этот шум в его голове делал ситуацию сложнее, чем должно быть.

Любой намек о Клер и мне… снова бы все это разрушил.

— Что ты хочешь, Фрэнк? — Я захлопнул один ящик и открыл другой. Черт, во мне просыпался голод, подгоняемый всем тем гневом, что Фрэнк вызывал во мне. Дома у меня была спортивная бутылка, наполненная Первой группой, которую я бы выпил залпом, и чувство такой жгучей потребности сейчас сильно отвлекало. Интересно, где Мирнин держал свои закуски. Опять же, зная обычные закидоны Мирнина, я бы в любом случае не стал ничего пробовать из его холодильника.

— Я хочу, чтобы ты остановил Амелию, — сказал Фрэнк.

Это заставило меня обернуться. Все издевательские нотки, всё это дерьмо исчезли, и теперь это был настоящий Фрэнк Коллинз. Тот, в ком еще жила — ну, я бы не назвал это именно человечностью — честь.

— Остановил от совершения чего именно?

— От уничтожения этого города и каждого в нем.