— Вот почему…

— Почему эта сука отказалась меня обслуживать? — Ева отбросила свои черные крашеные волосы назад с бледного лица с неповинующейся дрожью. — Да, вероятно. Потому что я предательница.

— Не больше чем я.

— Нет, ты подписалась на Защиту, и ты очень в этом преуспела — они это уважают. Вот что они не уважают, так это спать с врагом. — Ева выглядела решительно, но там также скользило и отчаяние. — Быть сосиской для кровососа.

— Майкл — не враг, а ты не… как кто-то может думать такое?

— В Морганвилле всегда был такой подтекст. Мы и они, ну, ты знаешь. «Мы» — не имеют клыков.

— Но… вы же любите друг друга. — Клер не знала, что удивило ее больше… то, что жители Морганвилля принимали Еву, или то, что она сама не была особо удивлена этим. Люди бывали мелкими и глупыми иногда, и насколько бы потрясающим Майкл не был, некоторые люди никогда не будут воспринимать его иначе, как ходячую пару клыков.

Правда, он не был пушистым щеночком — Майкл был способен к реальному применению насилия, но только в тех случаях, когда ему приходилось это сделать. Он предпочитал избегать драк, не провоцировать их, и в душе он был верным, добрым и застенчивым.

Трудно разглядеть единое целое под клеймом «вампир, поэтому злой».

Старый ковбой, в комплекте со шляпой, сапогами и подбитой овчиной джинсовой курткой, прошел мимо них на тротуаре. Он бросил на Еву злобный, прищуренный взгляд и сплюнул чем-то противным прямо перед ее блестящими, на высоких каблуках, лакированными туфлями.

Ева подняла подбородок и продолжила идти.

— Эй! — сказала Клер, обращаясь к ковбою в негодовании и ярости, но Ева схватила ее за руку и потащила. — Постой… он…

— Урок № 1 в Морганвилле, — сказала Ева. — Продолжай идти. Просто продолжай идти.

И они пошли. Ева не сказала ни слова об этом. Она нацепила яркую, ранимую улыбку, и, когда Майкл вернулся домой с уроков в музыкальном магазине, они сидели вместе на диване, жались друг к другу и шептались, но Клер не думала, что Ева рассказала ему про отношения.

Теперь еще эта ситуация с Оливером, говорящим напрямую, что свадьба отменяется, или еще что.

Очень, очень плохо.

— Итак, — сказала она Шейну, когда они шли домой, прижавшись руками, засунув кисти в карманы, чтобы укрыться от ледяного, хлещущего холодного ветра. — Что я скажу Еве? Или, Боже, Майклу?

— Ничего, — сказал Шейн.

— Но ты сказал что мне следует…

— Я передумал. Я не мартышка на посылках у Оливера, и ты тоже. Если ему хочется строить из себя Лорда Замка с этими двумя, то может прийти и сделать это сам. — Шейн свирепо оскалился. — Я бы заплатил, чтобы увидеть это. Майклу не нравится, когда ему говорят, что он не может что-то делать. Особенно делать что-то с Евой.

— Ты думаешь… — Ох, это была опасная территория, и Клер заколебалась, прежде чем ступить на нее. Это было сплошное минное поле. — Боже, не могу поверить, что спрашиваю это, но… ты думаешь, Майкл действительно серьезно настроен с ней? В смысле, ты знаешь его лучше, чем я. Больше, во всяком случае. У меня возникает чувство, иногда, что он… сомневается.

Шейн молчал долго — слишком долго, подумала она — а потом сказал, — Ты спрашиваешь, действительно ли он любит ее?

— Нет, я знаю что он любит ее. Но жениться на ней…

— Брак — это громкое слово для всех парней, — сказал Шейн.