Источником шума был Отец Джо. Священник Морганвилльской католической церкви был человеком слегка за тридцать, с рыжими волосами, веснушками, добрыми глазами и лишь слегка осуждающей улыбкой, которой он их одарил. — Не хотел вам мешать, — сказал он, что было ложью, но, возможно, очень маленькой. — Клер, я хотел поблагодарить тебя за посещение репетиции хора в минувшее воскресенье. У тебя очень приятный голос.

Она покраснела — отчасти потому, что священник так внимательно наблюдал за ней, непристойно размышляющей о своем парне, и отчасти потому, что она не привыкла к такого рода комплиментам. — Он не очень сильный, — сказала она. — Но я люблю временами попеть.

— Тебе просто нужна практика, — сказал он. — Я надеюсь, что мы вскоре снова увидим тебя на мессе. — Он приподнял свои брови, потом кивнул Шейну. — Ты тоже всегда приглашен.

— Спасибо за приглашение, — сказал Шейн, почти искренне.

— Но ты не придешь.

— Чертовски на это похоже, Отец.

Клер продолжала краснеть, потому что, пока Отец Джо уходил, заложив руки за спину, Шейн повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Месса? — повторил он, поднимая брови. — Скажи мне, что ты не исповедовалась.

— Нет, ты должен быть настоящим католиком, чтобы сделать это, — сказала она.

— Так… что за интерес?

— Мирнину захотелось пойти. — Это прозвучало всеобъемлюще, хоть и кратко. Начальник Клер — опасный чокнутый вампир, который был совершенно милым большую часть времени, пока не переставал таковым быть — не был предметом особой симпатии Шейна, и она поспешила продолжить, когда увидела, как выражение его лица немного сместилось в сторону раздражения.

— Я ходила с ним пару раз для, ну знаешь, здравомыслящего управления. Но я скорее Унитарий, я думаю. Церковь хорошая, однако. Как и Отец Джо. Эй, ты знал, что в городе есть еврейский храм и мечеть? Они очень маленькие, но они есть. Хотя, я не думаю, что вампиры слишком там приветствуются.

— Только не рассказывай ему ничего, ну знаешь, личного. О нас.

— Смущен?

Он отшлифовал ногти о свое пальто и посмотрел на них с преувеличенным самодовольством. — Я, смущен? Неа, я просто беспокоюсь, что он расстроится из-за своего целомудрия.

— Господи, ну какой же ты осел.

— Ты меня уже третий раз называешь так за одну прогулку. Тебе нужен новый комплимент. — Он пощекотал ее, она притворно вскрикнула и побежала, а он погнался за ней, и они мчались друг за другом по кварталу, вниз по улице, всю дорогу до белого забора вокруг их не очень привлекательного двора, поднялись на большое с колоннами крыльцо облупившегося викторианского дома. Стеклянного Дома, названного так, потому что последними (и нынешними) владельцами была семья Глассов — Майкл был последним представителем этой семьи по-прежнему здесь проживающим. Остальные, технически, арендовали комнаты, но с течением времени Шейн, Клер и Ева стали семьей Майкла. Близкими настолько же, как и семья, во всяком случае.

О чем свидетельствовал тот факт, что, когда Шейн открыл дверь, он крикнул, — Натяните штаны, люди, мы вернулись!

— Заткнись! — прокричала Ева где-то наверху. — Осел!

— Знаешь, когда люди говорят это, я просто слышу слово — потрясающий, — сказал Шейн. — Что на обед? Потому что лично я лишился двух пинт крови и нуждаюсь в еде. Печенье и апельсиновый сок не утоляют голод.

— Хот-доги, — произнесла Ева издалека. — Нет, я не приготовила чили. Ты бы просто раскритиковал, как я бы готовила его.