– Пей-угощайся, боярин-батюшка.

Знал Иван – не для красного словца так его называли, уважали искренне, он ведь был здесь всем и заступа, и надежа, и оборона.

Прибежал с подклети хозяин, поклонился, взглянул вопросительно:

– Звал, Иване Петрович?

– Звал, звал. – Раничев без лишних слов достал из кошеля пфенниг. – Твоя денежка?

Корчмарь задумчиво пожал плечами, и Иван обернулся к сидевшему рядом Савве, скромненько потягивающему дармовое пиво – известно, на халяву и уксус сладкий, и хлорка – творог.

– Молви, отроче, медяху сию не тебе ль для сдачи давали?

А приказчик, видать, задумался о чем-то своем, так что и вопроса не слышал, пришлось Ивану стукнуть ему тихонько по шее, так что бедняга-отрок поперхнулся пивком, после чего, откашлявшись, испуганно вытаращился на Раничева:

– Ась? Спросил чего, боярин-батюшка?

– Спросил, спросил, тетеря глухая. – Иван протянул Савве монету. – Видал такую?

– Нет, – тот покачал головой. – Не видал, не приходилось… Хотя… Тут вроде как у ливонских немцев, надпись… Эвон, и орел цесарский.

– Имперская, хочешь сказать, денежка? – усмехнулся Раничев. – Сиречь – Священной Римской Империи германской нации? Да, ничего не скажешь, похожа птичка…

– А была ль такая в сдаче – не помню, – честно признался отрок. – Как-то не всматривался. Нагнал вот тебя, господине, да передал.

– А ты? – Иван повернулся к корчемщику. – Не припомнишь?

– Хм. – Тот почесал затылок. – Цесарская, говорите, денежка? Третьего дня… да, третьего дня уже, заходили ко мне скоморохи, так один хвастал, что в немецких землях бывал… Ну да, хвастал. Осанистый такой скомороше, бородища лопатой, руки – что грабли.

– Постой, постой, – закусил губу Раничев. – Не его ль я вчера в угрюмовской корчме видел? Значит, из немецких земель, говоришь?

Хозяин поклонился:

– Тако хвастал. С ним еще много скоморохов было.

– Немецкая земля большая, – проявил себя приказчик. – Я в ливонских городах бывал, а есть еще и цесарские, и тевтонские…

– Вот именно. – Иван задумчиво покивал. – Тевтонские. Не дай Боже, товарищ Гитлер или его присные с Тевтонским орденом снюхались, не дай Боже!

– Что ты такое говоришь, господине?

– Что? А ты пока не любопытствуй. – Дав Савве щелчка, Раничев, не допив до конца пиво, вышел из-за стола и, заложив руки за спину, заходил по гостевой зале, тихонько бормоча что-то себе под нос. Хозяин цукнул на служек – чтоб не смели мешать – сам же убрался на цыпочках по своим кабацким делам. Юнец-приказчик тоже притих, потихоньку допивая пиво.

«Тевтонский орден, – про себя вспоминал Иван. – Гроссмейстер – по-русски: великий магистр – Конрад фон Юнгинген… Э, нет, стоп. Уже не Конрад, Ульрих. Да, Ульрих фон Юнгинген. Столица – Мариенбург, кажется, на Висле… Господи! Да ведь Грюнвальдская битва грядет! Рыцари Ордена против польско-литовско-русских войск, кои в пух и прах разобьют надменных тевтонцев. Разобьют… А если братьям-рыцарям кто-то поможет? Тот, кто тоже, как и Иван, хорошо знает историю. И победят не поляки и не литовцы, а рыцари. И что тогда будет? Ну во-первых, плохо придется Польше, а также Литве – западно-русским землям, Великому Княжеству Литовскому и Русскому. Экспансия никем не сдерживаемого Ордена после победы под Грюнвальдом наверняка разовьется дальше – через отделение Ордена в Ливонии – на Псков и Новгород.