– С тайным? А ну, погодь…

На цыпочках подкравшись к двери, воевода распахнул ее резким ударом ноги, впустив в натопленную горницу предвечернюю прохладцу… За дверью никого не было.

– Ну? – Обернувшись, Ростислав самолично запер дверь на железный крюк. – Вот теперь говори, Олекса. Что за дело такое?

Сам и напрягся – подумалось вдруг, может, от расстриги Олекса посланец, может, еще чего удумал бывший монах Гермоген?

– Письмецо одно людишки наши перехватили. – Старый воин вытащил из-за пояса небольшой свиток, запечатанный зеленоватой восковою печатью, протянул с поклоном. – Погляди, батюшка.

Несколько брезгливо воевода развернул свиток, грамотен был – хоть и по слогам, да прочел сам:

– Кы-ня-зу вели… вели… кому… Вели – кому?

– Великому, господине.

– Ага – князю великому… Феофан-игумен челом бьет. Эва, Феофан! – Воевода позабыл и про головную боль – до чего стало любопытно. Промочил горло кваском да продолжил, позабыв выгнать Олексу. Хотя вообще – чего выгонять-то? Ежели что – вот и исполнитель, да и так, старый дружинник – человек верный.

– Челом бьет, – повторил Ростислав и продолжил чтение дальше, постоянно сбиваясь и путаясь, однако в целом двигаясь в верном направлении, – и докладает… о воеводе Ростиславке ненасытном пиявце! Это обо мне, что ли?! Ах он, гад ядовитейший! Ну-ка, ну-ка, посмотрим далее…

Дальше воевода благоразумно читал шепотом, кое-где вставляя ругательные комментарии:

– …берет мзду безбожно… пианствует… дорожицу по-за башнею старой не чинит, а сколь возов уж там побилося… Ну, змеище! Тьфу!

Прочитав грамоту до конца, воевода обвел дружинника тяжелым взглядом:

– У кого изъяли письмище сие злобное?

– У того самого монашка, господине, который с нами скоморохов ловил по указанию Феофана-игумена.

– Эвон как… – Ростислав нахмурился. – А где он сам-то, чернец этот?

– А пес его… Грамотицу-то нам Федька Жмых дал, тать калитный… он и вытащил, прочел, да…

– Что, Федька калитный тать грамоту ведает? – удивился воевода.

– Ведает, батюшка, – уверенно отозвался Олекса. – Хоть немного, а ведает. Потому и сообразил быстро – кому письмецо передать.

– Молодец, хоть и тать, – скупо похвалил воевода. – Соображает, когда надо… Ты, Олекса, вот что… Как в следующий раз попадется Федька на краже – его не имать, отпустить – будто бы сам сбег.

– Само собой. – Дружинник глубоко поклонился. Вот за эту по-своему понимаемую справедливость – даже и к татям – он воеводу Ростислава уважал. Хоть и мздоимен был воевода, и пьяница, а все ж хоть какую-то справедливость имел. С другим-то, пожалуй, хуже б служилось.

– Ой, гад, ой, змеище… – поминал воевода игумена. – Чувырла гнусноподобная.

– Что со скоморохами будем делать, батюшка? – негромко напомнил Олекса. – Игумен просил их на свой суд оставить.

– На свой суд?! – Воевода аж подскочил в резном полукресле. – А вот хрен ему, а не суд! – Он сделал неприличный жест. – Сами, без него со скоморохами справимся.

– Заступники ихние денежку собрали немалую, – улыбнулся дружинник. – Да передать боятся – не знают кому.

– Денежку? – Ростислав почесал нос.