Видимо, Дюпон действительно имел кое какой опыт общения с Воскресителями, потому что до него быстро доходит, чем вызвано внезапное ухудшение моего самочувствия.

– Ну что ж, – с удовлетворением произносит он – Отрадно видеть, что вы правильно реагируете на свеженькие трупы… Остается лишь небольшая формальность.

Он снова подносит к губам коммуникатор и, судя по движениям губ, выговаривает всего одно или два слова.

– Н не вяж жется, – с трудом (зубы лязгают от дрожи, которая охватывает меня все больше и больше) произношу я.

– Что? – не понимает он. – Что вы сказали?

– Я бы п поверил в вам, – бормочу я, тщетно стараясь восстановить контроль над своей дикцией, – но есть… одна… нес суразность…

– Ну ну, я вас внимательно слушаю.

– 3 зачем пона…добилось в везти меня с сюда?.. Вы же… могли… уб бить меня… прямо т там… в с столице…

Дюпон встает наконец из своего кресла качалки и потягивается до отчетливого хруста в суставах.

– Проклятая бренная плоть, – сетует он. – Как же она мне осточертела со всеми ее недугами!.. Дело в том, мой друг, что, кроме вас, в мире еще существуют десятки суперреаниматоров! И из за них я не могу выполнить свою миссию. Этот мир благодаря им – как гидра. На месте одной отрубленной головы тут же вырастает новая. Вот почему моя задача номер один заключается в том, чтобы сначала уничтожить таких, как вы. А уж потом настанет черед и всего остального человечества… Кстати говоря, этого осталось недолго ждать. Но на всякий случай нужно подстраховаться. Например, если когда нибудь я попаду в лапы вашему дружку Слегину, то придется покончить с собой. Кроме того, мой возраст предполагает и непредвиденные случайности. Типа инфаркта или чего нибудь в этом роде. Достаточно какому нибудь тончайшему сосуду в моем мозге не выдержать – и выполнение великой задачи сорвется… Вы нужны мне для подстраховки, сударь. На самый крайний случай.

– А если… все т таки… я в вас не ож живлю? – интересуюсь я.

Наручники больно врезаются в запястья, реагируя на мою дрожь, но я почти не чувствую этой боли.

– Нет, вы уж лучше постарайтесь, – насмешливо советует мне Дюпон. – Ведь иначе человечество погибнет… Да да, вы не ослышались. Я подстраховался вдвойне, господин Сабуров. Не буду посвящать вас в технические подробности, но поверьте: ваши современники не проживут и пяти лет, если я по каким то причинам безвозвратно уйду в Иной Мир… И, кстати, гибель их будет долгой и мучительной.

Дверь каюты внезапно распахивается, и на пороге возникают двое громил. Они тащат на носилках нечто бесформенное, накрытое плотным черным пластиком.

Нутро мое словно переворачивается, и зуд в теле становится невыносимым.

– Спасибо, мальчики, – небрежно говорит громилам Дюпон. – Положите труп так, чтобы наш гость мог до него дотянуться. И приготовьтесь нейтрализовать этого субчика, когда он очухается…

Одного взгляда на тело мне достаточно, чтобы догадаться, кто это.

У мертвеца не хватает одной кисти руки, и окровавленный обрубок небрежно замотан какой то грязной тряпкой.

Труп Чеклистова выглядит, прямо скажем, неважно – и не потому, что мертвец в принципе не может быть красавцем. Последние дни его жизни явно не были курортом. На всем теле – многочисленные следы пыток. Испещренные точками инъекций вены на руках. Впалые щеки и заросшее жесткой щетиной лицо. Такие трупы я видел, помнится, в старых кинохрониках о концлагерях времен Второй мировой войны.

Значит, эти сволочи устроили Сергею в трюме миниатюрный персональный концлагерь.

Что ж, вот тебе и дилемма, чудотворец.