София держалась смело и мужественно.

— Дядя, не спрашивайте меня о здоровье, скажите лучше, стоит ли мне жить?

— Как это? Что ты говоришь? Ты еще так мало пожила!

— Но мне так тяжело, так тяжело! Подумайте, каково что ни день, что ни час под надзором, когда чужой глаз проникает, кажется, даже в мысли. Кругом война, оружие, ужас! Куда ни глянь — солдаты, войска, орудия, доносятся жуткие слухи! Скажите мне, дядя, как же я могу быть счастливой, спокойной, какое тут может быть здоровье? А еще как подумаю, что это я — причина всей этой суматохи! Ох, дядя, пережить это совершенно нет сил!

— Княжна, не нужно так пугаться. С вами ничего не случится.

— Да разве же я за себя беспокоюсь? — ответила София. — Но ведь это же война, война!

— Она еще не началась, и мы не будем начинать ее.

— Зачем же вы так вооружились?

— На всякий случай, — ответил каштелян, — ради обороны. Мы видим, что Вильно окружают войска Радзивиллов, как нам в таком случае не подумать о себе?

Княжна умолкла, провела рукой по лбу и опустила глаза.

— Вы помните наш последний разговор? — спросил каштелян.

— Да. Если хотите, то можем продолжить его, — ответила княжна.

— Мне больше не о чем спрашивать у вас и просить, нет нужды заставлять что-то делать, я хочу только в ваших же интересах кое-что пояснить еще раз, а вы поступайте так, как вам подскажет ваша совесть. Я уже не интересуюсь, что вы ответите и, если вас придут спросить, каким будет ваше слово. На то ваша воля, княжна, вы уже не дитя, вот-вот станете совершеннолетней, вы живете своим умом. Делайте то, что вам нравится. И все же, пока что еще я ваш опекун, а первая забота опекуна — совесть, первая мысль — остеречь от греха. Поэтому я хочу вас предупредить. Брак ваш с князем Янушем, о котором было договорено, без специального соизволения главы католического костела папы римского, а также без его благословения (слушайте меня внимательно) будет греховным, он запрещен религиозными законами, а нашим литовским правом признается как незаконный. Вы, наверняка, слышали об этом. Мой долг еще раз напомнить. Я ничего не приказываю, ни о чем не спрашиваю, но захочешь ли ты сама, без разрешения папы, согласиться на такой брак, если дойдет до разговоров о нем, до необходимости решать?

Княжна не замедлила с ответом:

— Без дозволения — никогда! Однако же, — добавила она, — его можно получить.

Каштелян невольно покачал головой.

— Разрешение, но не благословение.

Княжна опустила голову. Кто-то постучался в дверь.

— Это наш святой отец, архимандрит монастыря Святой Троицы Вельямин Руцкий, он вам все подробно объяснит и подтвердит то, что сказал я.

Княжна глянула в сторону приоткрытой двери. Тотчас вошел бледнолицый монах в сутане ордена Святого Базыля. Это и был достославный Вельямин Руцкий.

— Я позвал вас, — отче, — чтобы вы подтвердили перед княжной мои слова. Я объяснил ей, что брак ее с князем Янушем будет незаконным согласно костельного и государственного права, которое не признает браков между родственниками.

— В самом деле так, — ответил священник. — А тот, кто заключает такой брак, попадает под суровое осуждение костела, даже если венчать вас будет особа самого высокого духовного звания.

— Но… — начала княжна, не осмеливаясь прекословить.

— Но в определенных случаях, — угадав ее мысль, продолжил за нее отец Руцкий, — папа римский разрешает такие браки, хотя и не благословляет их.