Да, он был предателем своей расы и заслуживал смерти. Но, помимо этого, он являлся еще и биологическим отцом Зои. А моя приемная дочь — не только красавица и умница, но и на редкость замечательный человечек. Трудно сознаться даже самому себе, что ты рад гибели ее, отца.
Неудивительно, что обиняне буквально обожествляли Зою: одним из первых условий соглашения с СК было нечто иное, как требование постоянного права общения с нею. Это право им в конечном счете было дано, и два обинянина с тех пор постоянно жили бок о бок с Зоей в нашей семье. Зоя назвала их Гикори и Дикори. Они получили разрешение пользоваться своим имплантированным самосознанием для записи части того времени, которое проводили с Зоей. Эта запись, опять же через имплантаты, поступала ко всем обинянам, так что получалось, будто рядом с Зоей находятся все они. За прошедшие годы Гикори и Дикори овладели английским языком едва ли не лучше большинства представителей человечества, с которыми мне приходилось иметь дело. Разве что иногда путались в словах.
Пока Зоя была еще слишком мала для того, чтобы в полной мере понять, что именно происходит, мы с Джейн допускали эту практику в очень ограниченных масштабах. Когда же дочь стала достаточно взрослой, она решила сохранить прежнее положение. Ей очень понравилась мысль о том, что она будет делить свою жизнь с целой расой, хотя, конечно, как и любой подросток, очень высоко, ценила возможность побыть в одиночестве. Если она выказывала такое желание, Гикори и Дикори выключали свои имплантаты, очевидно, не видя смысла тратить попусту драгоценные эмоции на время, которое приходилось проводить вдали от Зои. А вот желание общаться со мной с использованием искусственной личности было чем-то совершенно новым.
Включение воротников, куда была вмонтирована электроника, и установление связи между приборами и нервными системами Гикори и Дикори разделялись небольшой паузой. То, что происходило за эти секунды, походило на пробуждение лунатиков, если наблюдать за ними со стороны. И еще это было немного жутковато. Но самая жуть началась потом: Гикори улыбнулся мне.
— Нам будет очень грустно расстаться с этим местом, — сказал он. — Пожалуйста, поймите, что ведь мы провели здесь всю свою сознательную жизнь. То, что мы здесь испытали, глубоко врезалось в наши чувства — наши и каждого представителя народа обинян. Мы благодарны вам за то, что вы позволили нам разделить с вами эту жизнь.
— Нам это было приятно, — ответил я.
Было похоже, что обиняне просто-напросто решили провести с нами совершенно тривиальную сентиментальную беседу.
— Вы говорите так, будто собираетесь покинуть нас. Но я-то думал, что поедете с нами и дальше.
— Мы поедем с вами, — продолжил Гикори. — Дикори и я, мы оба хорошо осознаем всю тяжесть доставшегося нам бремени — общения с вашей дочерью и передачи впечатления всем остальным обинянам. Это порой бывает немыслимо тяжело. Видите ли, мы не можем надолго оставлять наши имплантаты включенными. Слишком велико эмоциональное напряжение. Имплантаты далеко не совершенны, и нашим мозгам из-за этого приходится несладко. С нами происходит… это нечто вроде сильнейшего перевозбуждения.
— Я этого не знал, — несколько растерянно произнес я.
— Нам не хотелось обременять вас этой информацией. К тому же вам было совсем не нужно этого знать. Мы все организовали так, чтобы вы оставались в неведении. Но недавно и Дикори, и я обнаружили, что, когда мы включаем имплантаты, нас сразу же захлестывают эмоции — относящиеся к Зое, к вам и к лейтенанту Саган.
— Сейчас у всех нас напряженное время, — заметил я.
Обинянин снова ответил с улыбкой, еще более ужасной, чем первая.
— Прошу меня извинить, — сказал он. — Я выразился неясно. |