Мария быстро осмотрела ранку.

    – Больно?

    – Заживет, – ответил он с ухмылкой. – На мне заживает быстро.

    – Ты в самом деле американец? – усомнилась она.

    – А что не так?

    – Американцы помешаны на здоровье, – уличила она. – У вас там поставили бы сейчас прививки от столбняка, десяток уколов от всех болезней, комплекс витаминов и курс лечения в особой клинике для пострадавших… И не забыть еще предъявить правительству многомиллионный иск за ваше пошатнувшееся здоровье, моральное и физическое!

    Он с любопытством рассматривал ее.

    – Вот как ты воспринимаешь нас?

    – А разве вы не такие?

    Он пошел в ванную, бросил рубашку в стиральную машину. Быстро огляделся, на полочке над раковиной обычный женский набор всякой фигни в красивой упаковке, бритвенный прибор, но это еще не говорит о присутствии мужчины: тогда приборов было бы два, у женщин обычно свой для бритья под мышками, а то и ног.

    Через раскрытую дверь слышал, как на кухне зашумело. Обычно по звуку он умел отличить все кофемолки, мясорубки, соковыжималки, но это что-то иное. Возможно, израильского производства.

    Она выглянула из кухни, волосы уже собрала в пучок.

    – Прими душ, – посоветовала она.

    – Раньше дамы?

    – Пока заряжу обед, – объяснила она. – А потом я.

    – А я сожру обед, – согласился он. – Хорошо.

    – Обед будет готов, – ответила она злорадно, – когда выйду из душа. А пожирать недоваренное мясо – это получить несварение желудка.

    Он ухмыльнулся и зашел в ванную, оставив дверь раскрытой. Если захочет, может присоединиться, душ у нее просторный. Не двойной, нет второго сиденья, но с откидной полочкой для ног. С ее весом и прямой спиной там сидеть можно.

    Прохладная вода ударила со зверским напором, он вспомнил, что Израиль вроде бы испытывает недостаток воды, попробовал на вкус, прекрасная пресная. Евреи, как всегда, поднимают шумиху по всему миру, какие они бедные, какие несчастные, даже воды у них нет, а у самих бассейны переполнены…

    Включил горячую, прозрачные стенки сразу же заволокло паром, стали матовыми. Если она и увидит, что оставил дверь открытой, то все равно он целомудренно скрыт, как прекрасный Иосиф от взора, как ее там, Зульфии, угадывается только его движущийся силуэт.

    Странное позабытое чувство овладело им, когда медленно подставлял грудь и плечи тугим струям. Только в доме родителей чувствовал себя так легко и свободно. Даже в своей просторной квартире в Манхэттене ощущал себя все еще в рабочем кабинете, а когда купил домик во Флориде, надеялся хоть там ощутить комфорт и все удобства, к которым так стремятся американцы, а значит – все люди, но, увы, чувствовал себя так, будто купил выставочный экспонат и сам стал им.

    И вот здесь, в тесной малогабаритной квартирке, небогатой, скажем прямо, чувствует себя удивительно уютно.

    Когда он раздвинул пластиковые створки, в ванной комнате вовсю трудится стиральная машина, через стеклянное окошко видно, как в мыльной пене крутится нечто темно-синее, понятно, его джинсы.

    Он влез в трусы и, шлепая босыми ступнями, вышел на кухню. Мария, стоя к нему спиной, заглядывала в кастрюлю.