— Дорогая Элизабет, идите домой к мужу! Я уже слишком стар для всего этого.

Она обдумала мои слова и грустно сказала:

— Если вы хотите, чтобы я ушла, я уйду, но только не к нему. С ним и с матерью все кончено. С этого дня я одна в мире.

— Куда вы пойдете?

— В гостиницу.

— Вас не зарегистрируют без багажа. Если у вас нет денег, я бы мог…

— У меня есть с собой чековая книжка, но почему мне нельзя остаться у вас? Я не очень здорова, но это не органика, а только функциональное нарушение. Это все из-за них. Я умею печатать, стенографировать. Ах, я забыла: вы же пишете на идише. Идиш я не знаю, но могу выучить через какое-то время. Моя мать разговаривала на идише с бабушкой, когда хотела, чтобы я не могла понять, о чем они говорят, и я запомнила довольно много слов. У меня есть вегетарианская поваренная книга, я могла бы готовить для вас.

Я молча смотрел на нее. Да, она определенно была, моей родственницей — я чувствовал родные гены. Мысль о том, что наша совместная жизнь фактически была бы инцестом, мелькнула в моей голове незваная, одна из тех нелепых мыслей, что приходят Бог знает откуда и поражают своей фантастической неуместностью.

— Да, конечно, звучит соблазнительно, но, к сожалению, это невозможно.

— Почему? Наверное, у вас кто-то есть. Да, я понимаю. Но почему бы вам не завести служанку? Я могла бы и убираться, и готовить. Ваша квартира совершенно неухоженна. Вы, наверное, обедаете в кафетериях. У себя дома я совсем не занимаюсь хозяйством, но это просто потому, что мне не хочется. На самом деле я многое умею. Мать заставила меня пройти курс домоводства. Я стала бы работать на вас бесплатно. Мои родители очень богаты, а я у них единственная дочь. Я не нуждаюсь в деньгах…

Я собрался ответить, но тут раздался резкий звонок в дверь. Одновременно зазвонил телефон.

Я поднял трубку, объяснил, что звонят в дверь, и бросился открывать. Сомнений быть не могло — передо мной стоял Оливер Лесли де Соллар — Долговязый, тощий, с длинной шеей и вытянутым лицом, с жидким венчиком бесцветных волос вокруг лысины, в клетчатом костюме, в рубашке с жестким воротником и при узком галстуке, завязанном совсем узким узлом, — похоже одевались когда-то варшавские франты. Я кивнул ему и вернулся к телефону. Я был уверен, что это снова мать Элизабет, но вместо этого услышал суровый мужской голос, который назвал мое имя и потребовал, чтобы я подтвердил, что это именно я. Затем он внушительным официальным тоном заявил:

— Меня зовут Ховард Уильям Мунлайт, я представляю интересы миссис Харвей Лемкин, матери миссис Элизабет де Соллар. Я полагаю, что вы…

Я перебил его:

— Господин де Соллар у меня. Сейчас он поговорит с вами!

Я кинулся к двери, где по-прежнему стоял мой посетитель, вежливо ожидая приглашения войти, и закричал:

— Господин де Соллар! С прихода вашей жены не прошло и двух часов, а здесь уже настоящий ад! Мне уже угрожали по телефону сначала вы, потом ваша теща, а теперь ее адвокат. У вашей жены был припадок эпилепсии и Бог знает что еще. Мне неприятно это говорить, но мне не нужна ни ваша жена, ни ваша теща, ни ваш адвокат, ни весь этот бедлам! Сделайте одолжение, заберите ее домой, иначе я…

Тут я осекся. Я хотел сказать, что вызову полицию, но слова словно застряли у меня в горле. Оглянувшись, я, к своему удивлению, увидел, что Элизабет бормочет что-то в телефонную трубку, не отрывая взгляда от меня и моего незваного гостя, который тонким голосом, странно не соответствующим его рослой фигуре, произнес буквально следующее:

— Боюсь, что здесь какое-то недоразумение.