Картинки не менялись, не тускнели, изображения не расплывались. Иногда, словно наблюдая все глазами постороннего, он видел, как бежит по берегу и хватает Скотта, зачарованно уставившегося на огонь.
— Что ты наделал, черт возьми! — завопил он.
— Я не виноват! — крикнул в ответ Скотт.
Только тогда Уилл сообразил, что они не одни. Неподалеку стояли Маркус, Блейз, Тедди и Ланс, наблюдая за ними. Уилл сразу понял, что они все видели.
Видели и знают.
Уилл схватился за мобильник, но Скотт сжал его руку.
— Не звони в полицию! Говорю тебе, все вышло случайно! — взмолился он. — Брось, старина! Ты мне обязан!
Первые два дня в газете и по телевизору только об этом и кричали. Уилл с упавшим сердцем слушал новости и читал репортажи. Одно дело — случайный пожар. Но священник попал в больницу, и каждый раз, проезжая мимо сгоревшей церкви, Уилл испытывал тошнотворное чувство вины. И пусть церковь выстроили вновь и пастор давно поправился — это ничего не меняло: он обо всем знал и ничего не сделал.
— ТЫ МНЕ ОБЯЗАН...
Больше всего его преследовали именно эти слова.
Не просто потому, что они со Скоттом лучшие друзья еще с детского сада, но по другой, куда более важной причине. Иногда, среди ночи, он долго лежал без сна, отчасти признавая правоту Скотта и пытаясь придумать, как все исправить.
Как ни странно, на этот раз именно случай на сегодняшней игре вызвал поток воспоминаний. Вернее, та девушка, с которой он столкнулся. Ее не интересовали его извинения, и в отличие от большинства здешних девушек она не пыталась скрыть гнев. Не визжала и не пыталась с ним заигрывать. И выглядела сдержанной, спокойной, что поразило его как нечто необычное.
После того как она убежала, они закончили сет, и он должен был признать, что раза два пропустил подачи, чего обычно с ним не бывало. Скотт бросал на него злобные взгляды и, может, из-за игры света выглядел точно так же, как в ночь пожара, когда Уилл выхватил мобильник, чтобы позвонить в полицию. Этого оказалось достаточно, чтобы воспоминания вновь вырвались на волю.
Он сумел держать себя в руках, пока они не выиграли, но потом решил, что неплохо бы побыть одному. Поэтому отправился на фестиваль и остановился у одной из тех игровых кабинок, выиграть в которых было невозможно. И был готов бросить чересчур плоский волейбольный мяч в слишком высоко прикрепленную корзинку, когда сзади раздался голос:
— Вот ты где! — протянула Эшли. — Намеренно избегаешь нас?
«Да, — подумал он, — именно избегаю».
— Нет, — пробормотал он вслух. — Просто не играл с самого конца сезона и хотел проверить, насколько потерял форму.
Эшли улыбнулась. Ее белый топ и длинные серьги выгодно оттеняли голубые глаза и светлые волосы. Она переоделась после финальной игры турнира. Она была единственной из его знакомых девушек, кто регулярно носил с собой полный комплект сменной одежды, даже отправляясь на пляж. В прошлом мае на выпускном балу она переодевалась трижды: к ужину, к танцам и к последующей вечеринке. Подумать только, принесла с собой чемоданчик! Приколов корсаж к ее груди и сфотографировавшись, он был вынужден тащить чемодан в машину. Мать Эшли не находила ничего необычного в том, что она тащит с собой столько вещей, словно отправляется на каникулы, а на школьный вечер. Но может, в этом и кроется часть проблемы. Эшли как-то позволила ему заглянуть в гардеробную матери: эта женщина имела не менее двухсот пар обуви и тысячи различных предметов одежды. В этой гардеробной поместился бы «бьюик»!
— О, я тебе не помешаю! Страшно подумать, что можешь потерять целый доллар!
Уилл отвернулся и ударом направил мяч к корзинке, он отскочил от ободка и щита, прежде чем упасть внутрь. Раз! Еще два раза повезет, и он выиграет!
Когда мяч покатился назад, местный служащий уставился на Эшли. |