— Ладно, — согласилась Ронни, — только сначала ты рас­скажи о самом плохом, что сделала в жизни.

— Легко. Когда я была маленькой, у нас была соседка, мис­сис Бандерсон. Ее нельзя было назвать добрейшей душой, но к ведьмам ее не отнесешь. И не то чтобы она закрывала двери перед ребятами на Хэллоуин или что-то в этом роде, но была по­мешана на своем саде и газоне. Если мы проходили по газону по пути к школьному автобусу или обратно, она вылетала из дома и орала так, что уши закладывало. В общем, как-то весной по­садила она цветочки в саду. Сотни цветочков. Классно вышло. А напротив жил парень по имени Билли, и он очень не любил миссис Бандерсон, потому что когда однажды его бейсбольный мяч залетел в ее сад, она его не отдала. Однажды мы рылись в садовом сарае и нашли большую бутылку спрея «Раундап». Сред­ство от сорняков. В общем, мы с ним как-то ночью прокрались в ее сад и полили все цветочки. Не спрашивай, зачем я это сде­лала. Полагаю, в то время нам это казалось ужасно смешным. Подумаешь! Пусть посадит новые, верно?

Поначалу никто ничего не заметил. Прошло несколько дней, прежде чем средство начало действовать. Миссис Бандерсон каждый день поливала и пропалывала цветы, прежде чем заме­тила, что они начали вянуть. Мы с Билли потихоньку смеялись, потом я увидела, что она выходит в сад перед школьными заня­тиями, пытаясь сообразить, что творится с цветами. И даже ког­да я возвращалась из школы, она по-прежнему торчала в саду. К концу недели все цветы были мертвы.

— Какой ужас! — вскричала Ронни, давясь рвотным спаз­мом.

— Знаю. И мне все еще стыдно из-за этого. Одна из тех ве­щей, с которыми я ничего не могу поделать.

— Ты ей так и не сказала? Не предложила самой посадить цветы?

— Родители убили бы меня. Но больше я никогда не ходила ^по ее газону.

— Вау!

— Я же сказала: ничего худшего в жизни не делала. Теперь твоя очередь.

         Ронни немного подумала.

— Я три года не разговаривала с отцом.

— Это мне уже известно. И не так уж все плохо. Я же сказа­ла, что тоже стараюсь не разговаривать с отцом. А ма представ­ления не имеет, где я пропадаю целыми днями.

Ронни отвела глаза.

Над музыкальным ящиком висел плакат с Биллом Хейли с его «Кометами».

— Я воровала в магазинах, — едва слышно призналась она. — Часто. Ничего дорогого. Просто ради адреналина.

— Воровала?

— Но больше ни за что! Меня поймали дважды, во второй раз — по ошибке. Дошло до суда. Но приговор отложили на год. Если я больше не попаду в неприятности, обвинение бу­дет снято.

Блейз опустила поднесенный ко рту бургер.

— И это все? Ничего хуже ты не наделала?

— Я никогда не убивала чьи-то цветы, если ты об этом. Ни­чего чужого не рушила и не рвала.

— Никогда не совала голову брата в унитаз? Не била маши­ну? Не брила чужих котов?

— Нет, — улыбнулась Ронни.

— Ты, вероятно, самый занудный тинейджер в мире.

Ронни снова хихикнула, прежде чем глотнуть колы.

— Можно тебя спросить?

— Валяй!

— Почему ты не пошла домой вчера ночью?

Блейз взяла со стола щепотку соли и посолила картофель.

— Не хотела.

— А твоя ма? Она разозлилась?

— Возможно, — пожала плечами Блейз.

Дверь закусочной распахнулась, и Ронни, обернувшись, уви­дела, что к их кабинке шагают Маркус, Тедди и Ланс. На Мар­кусе была майка, украшенная изображениями черепа и цепоч­кой, зацепленной за петлю для ремня на джинсах.

Блейз подвинулась, но, как ни странно, с ней сел Тедди, а Маркус втиснулся рядом с Ронни.