— Теперь все?

— Да, — кивнув, сказал Прентис.

— Ну ладно, теперь я тебе кое-что скажу. И слушай внимательно, потому что кроме этого я тебя ничему учить не собирать. Ты не первый. Их было много, бесконечная цепь этаких умненьких, бойких мальчиков. И в индейские войны, и на Кубе. Всюду. До сих пор. И все они были похожи на тебя, и все говорили как ты. Но все думали только об одном: как остаться в живых. И я говорил им “нет”, так же, как тебе. Потому что если вы хотите остаться в живых, то и я тоже хочу, а как только ты с кем-то связываешься, ты начинаешь заботиться о нем так же, как о себе. Тут-то тебя и убивают… Поэтому я не имею дела с индейцами: я воевал с ними когда-то, и до сих пор мне не по себе, если я знаю, что они за спиной. Поэтому, как говорят, я ни с кем не дружу. И это очень хорошо: мне не по себе, если у меня есть друг, и я знаю, что он впереди. Это единственное правило. Заботься о себе и не позволяй, чтобы кто-то или что-то отвлекало тебя. Помни это, и все будет в порядке. А теперь я устал. Через несколько часов мне становиться в караул. Я хочу поспать.

Последние слова он произнес без паузы, как будто не сменил темы разговора. Старик встал, взял одеяло, лежавшее возле седла, и закутался в него. Потом он еще раз взглянул на Прентиса и лег около колеса повозки. Прентис подождал немного, но глаза старика были закрыты; он медленно повернулся и зашагал прочь.

Он шел к своему седлу и сбруе мимо солдат, по-прежнему тихих и молчаливых. Теперь холод стал пронизывающим. Он, как и все остальные, завернулся в одеяло, посмотрел еще раз на старика и огляделся: лошади стояли спокойно, часовые обходили границы лагеря. Он снова взглянул на старика, потом на последний догорающий костер, удивился, как это он горит так долго; но костер затухал, огонь становился все меньше и ниже. Последняя вспышка, потом мерцание, и он погас.

— Лучше посмотри.

Майор ни о чем не спросил. Старик продолжал смотреть на него. Потом он жестом пригласил его следовать за собой, майор вылез из-под одеяла и посмотрел туда, куда указывал старик, — мимо грузовиков с овсом, в пустыню. Там была большая колонна всадников, но она находилась слишком далеко, чтобы разглядеть их форму или знамена, но майор и так знал, что это мексиканские федеральные войска.

Старик кивнул, покусывая губу.

— Они, должно быть, разбили лагерь поблизости. Но это еще не все. Посмотри-ка туда.

Он указал майору на другой конец лагеря, мимо солдат, которые бросили свои дела и теперь стояли, размахивали руками и разговаривали, видно, они тоже обсуждали, в чем дело. Они подошли к повозкам на другом конце лагеря и взглянули на Деревню. У околицы собралась толпа крестьян с палками и дубинами, смотревшая в направлении лагеря.

— Наверное, они подтягивались ночью. Уверен в этом, — сказал старик. — Это я виноват. Нужно было остаться там и проследить за ними.

— Ничего. Давайте уходить отсюда. Лейтенант, стройте колонну.

Старик затянул подпругу на своей лошади и смотрел, как строится колонна; грузовики отъезжали друг от друга, чтобы между ними был проход, солдаты садились на лошадей и скакали прочь. Скоро и повозки стронутся с места, двинувшись цепочкой, а за ними грузовики и остальные всадники. Он смотрел. Как только колонна двинулась с места, навстречу ей направились крестьяне. Они держали наготове свои дубины и палки. Теперь, когда они оказались ближе друг к другу, он увидел среди них яркие мундиры — это федералисты давали им указания. “Должно быть, — думал он, — федеральные войска пришли поздно ночью, подняли их и сказали, что им делать, а может быть, даже заставили”.