Эти слова звучали для моего уха совершенно убийственно.

Маони продолжал громоздить друг на друга уличающие меня факты, и его логика выглядела весьма убедительно. Согласно этой логике я испытывал к Фрэнку неприязнь за то, что тот плохо относился ко мне на службе. Кроме того, у нас возник конфликт из-за денег и из-за того, что он подозревал меня в неверности жене — его дочери. Но и это еще не все. Я остро нуждался в средствах, чтобы моя сестра возобновила судебный процесс, и мне было известно, что благодаря успеху «Био один» состояние Фрэнка может увеличиться на несколько миллионов долларов. Одним словом, я отправился в «Домик на болоте», где между нами возникла ссора, в ходе которой я его и застрелил. Орудие убийства я спрятал, но его нашла Лайза. Она поспешила выбросить револьвер в реку, так как полиция могла произвести повторный обыск. Как преданная супруга она меня защитила, но продолжать совместную жизнь после обнаружения орудия убийства не смогла и ушла.

Мне очень хотелось сказать сержанту, что тот полностью заблуждается. Или по крайней мере наполовину. Но я вручил свою судьбу Гарднеру Филлипсу и должен был следовать его указаниям. Поэтому я промолчал. Помощница окружного прокурора внимательно следила за ходом допроса. Дама не проронила ни слова, но у меня сложилось впечатление, что Маони и адвокат работали в основном на нее.

Допрос закончился, и меня повели по коридору. Меня пока не арестовали, и строго формально я был вправе удалиться, однако Гарднер Филлипс пожелал перекинуться парой слов с Памелой Лейсер. Проходя мимо предназначенного для ожидающих посетителей места, я неожиданно увидел Лайзу. Рядом с ней на диване сидел средних лет человек в сером костюме.

— Лайза!

Она обернулась. На ее лице промелькнуло изумление, но улыбки я не увидел. Я двинулся к ней.

— Лайза…

Гарднер Филлипс крепко взял меня за локоть и потянул в сторону.

— Но…

— Неужели вы полагаете, что ваша встреча с ней является простой случайностью? — спросил он. — Вы должны избегать всяких разговоров с ней. Особенно здесь. Рядом с вашей женой ее адвокат. Я с ним поговорю.

Когда я уходил, Лайза смотрела безразлично, как смотрят на совершенно незнакомых людей. Этот взгляд меня окончательно добил.

Меня поместили в комнату для допросов, в которой из мебели были лишь стол да пара стульев. Гарднер Филлипс тем временем отправился на беседу с помощницей окружного прокурора.

Отсутствовал он довольно долго, и это меня пугало. Теоретически я еще мог уйти, однако понимал, что эта свобода окажется очень краткой. Дело закрутилось, и арест был уже не за горами. После этого меня ждут тюрьма, суд и безумство прессы. Даже если и оправдают, жизнь моя изменится до неузнаваемости. А что будет, если они сочтут меня виновным?

Я был рад, что в случае с револьвером Лайза оказалась на моей стороне. Она была единственным человеком, с кем я мог откровенно говорить об этом деле, на которого за последние два года я привык полагаться и кому бесконечно доверял. Если бы я был уверен, что она и во всем остальном на моей стороне, то выносить превратности следствия мне было бы значительно легче. Но дело, увы, обстояло совсем не так. Ее нежелание сотрудничать с полицией проистекало из остатков лояльности к супругу и тех крошечных сомнений в моей вине, которые у нее еще сохранились. А я же, как никогда, нуждался в ее полном доверии. Наконец вернулся Гарднер Филлипс.

— Я поговорил с помощницей окружного прокурора, — сообщил он. — Достаточных для ареста улик они пока не собрали. Связать револьвер с вами будет довольно сложно при условии, что вы и Лайза откажетесь сотрудничать со следствием. Мы поработаем со свидетелями, которые утверждают, что видели Лайзу. Все бегуны похожи друг на друга, особенно в темноте.