Изменить размер шрифта - +
. Пусть скажет спасибо, что я до сих пор не задушила ее собственными руками!.. К тому же, я все больше убеждаюсь, что она точно знает, кто ее мать… Она бы только сделала вид, что поверила мне… И это было бы невыносимо для нас обеих… Как бы там ни было, а все уладилось. Я просто уверена, что эта малышка никогда не пойдет против Марии. А это самое главное».

Успокоившись на этот счет, Леонора вернулась в кабинет и, удобно устроившись в кресле, продолжала думать о Флоранс. На губах у маркизы играла зловещая улыбка. Галигаи прикидывала:

«Что касается свадьбы с Роспиньяком… когда все будет должным образом улажено, когда Флоранс будет признана законной дочерью Кончино Кончини, маркиза д'Анкра, и его супруги Леоноры Дори; когда крошка официально станет Флоранс Кончини, графиней де Лезиньи… то есть через несколько дней… мы объявим ей отцовскую волю… Если заупрямится… а я думаю, что так оно и будет… мы заточим ее в монастырь… как в склеп… будет знать, как бунтовать против святой отцовской воли… И не надо будет прибегать к крайним средствам… ее смерть могла бы вызвать подозрения, а так все будет тихо, пристойно… Конечно, Роспиньяк останется недоволен, но что я могу поделать, он ей не по душе… А если она согласится — в чем я сильно сомневаюсь, но кто ее знает, надо все предусмотреть — если согласится, это будет досадно, но она окажется во власти барона… И он будет счастлив… А Роспиньяк у меня в руках. Так или иначе, все окончательно улажено. И нечего больше голову ломать».

Вот какой чудовищный план измыслила коварная Леонора Галигаи. Как мы видим, женитьба Роспиньяка, о которой она столько хлопотала, была лишь розыгрышем. У маркизы д'Анкр были совсем другие цели.

Ей нужен был лишь благовидный предлог, чтобы «навсегда» избавиться от дочери Марии Медичи, заключив ее в монастырь, «как в склеп».

А бедная Флоранс в это время стояла на коленях, молитвенно сложив руки, и горячо благодарила Бога и Деву Марию «за дарованную ей милость спасти мать и самой остаться в живых»; если бы девушка знала, что ее ждет медленное угасание в мрачном монастыре, она предпочла бы получить удар кинжалом в сердце.

А неугомонная Леонора думала уже о другом. Однако новые мысли снова вернули ее к судьбе девушки. Основательно поломав голову, Галигаи сказала себе:

«Да, Ла Горель — это хорошо!.. А Ла Горель и Ландри Кокнар — еще лучше!»

Леонора еще немного поразмыслила и, решившись, позвонила в колокольчик. Прибежавшему слуге она велела разыскать Стокко, В особняке того не было. Галигаи знала, что этот головорез следит за Ла Горель, Леоноре оставалось лишь терпеливо ждать. Наконец Стокко появился, склонившись перед хозяйкой с преувеличенным почтением, а она выпалила без всяких предисловий:

— Стокко! Даю тебе четыре, от силы пять дней! Найди Ландри Кокнара, бывшего камердинера монсеньора, и приведи его ко мне.

— Disgrazia. — дернулся бандит, вращая глазами. — Да как же это можно — за пять-то дней?..

— Так надо!.. — резко оборвала его Леонора. И мягко добавила: — Вот мешочек на столе, видишь?..

— Вижу, синьора, — отозвался Стокко, улыбаясь во весь рот и едва не облизываясь.

— Он набит золотом… — продолжала Леонора. — Сколько там, по-твоему?

Наметанным глазом Стокко присмотрелся к драгоценному мешочку и уверенно ответил с той же широкой улыбкой:

— От десяти до двенадцати тысяч ливров!

— Двенадцать тысяч, — уточнила Леонора, — я только что пересчитала… Мешочек и его содержимое станут твоими в ту минуту, когда ты явишься сюда вместе с Ландри… Разумеется, при условии, что поиски займут у тебя не больше пяти дней.

Быстрый переход