– Скотт? – послышался шепот. – Иди в постель.

– Сьюзен, это я, Арки, – ответил ошарашенный Мавранос. – Скотт еще не вернулся из своих… ну, не знаю, чем он там занимается.

– О… – Ее шепот сделался тише. – Мои глаза еще плохо видят. Не… не говори ему, что я с тобой разговаривала, ладно?

Она добавила что то еще, но ее голос был слишком слаб, и он не разобрал слов.

– Извини…

Слух Мавраноса уловил тяжелый вздох, как будто ветер прошелестел в ветвях безлиственного дерева, но когда шепот раздался снова, он опять прозвучал так слабо, что удалось разобрать лишь несколько слов.

– Дай ему выпить, – сказала она и добавила еще что то, из чего было понятно только «вернуть».

– Конечно, Сьюзен, – сказал Архимедес, испытывая величайшую неловкость. – Не сомневайся.

Следующим автомобилем, свернувшим на Мейн, оказался «Форд» Крейна, и Мавранос невольно встал, потому что лобовое стекло представляло собой белую заслонку, испещренную трещинами, которые разбегались от дыры, зиявшей перед водительским местом.

Глава 9

Единственный известный мне толстяк

– Дружище, мне сейчас до постели бы добраться, – сказал Крейн. Он вылез из машины, держа в руке пинтовую бутыль виски. – Впрочем, одна баночка пива будет как раз, чтобы догнаться. – Он взял холодную банку и тяжело опустился на исхоженную ступеньку.

Мавранос что то произнес.

– Что что? – вскинулся Крейн. – Толстяк в пустыне?

Мавранос закрыл глаза и начал сначала:

– Песня о толстяке, который ездит по шоссе, проходящем через пустыню Мохаве. Сороковому, Пятнадцатому и даже по 27 интерстейт, ведущей к Шошони. Я слышал ее как кантри вестерн, но, думаю, существует и роковый вариант. Голова у этого толстяка большая, лысая, и усыпана бородавками, а в его машине миллион зеркал заднего вида, как стиляги в Англии делают на своих мотороллерах.

Скотт Крейн прикончил виски из бутылки и осторожно поставил ее на стол.

– Значит, вопрос в том, слышал ли я о нем? – Он покачал головой. – Нет. Я ничего о нем не слышал.

– Ну, он же не настоящий. Он, знаешь ли, легенда. Как Летучий голландец или Вечный жид. Его автомобиль должен все время ломаться, потому что карбюратор – это ведь чудо из множества форсунок, клапанов, поплавков, муфт и всего такого.

Крейн нахмурился и кивнул, будто желая показать, что понимает то, что услышал.

– И, говоришь, он зеленый?

– Да нет же. Нет. Он когда то был зеленым, и просто крупным человеком, а не толстяком, но эта версия с каких то пор забылась. Этот образ перестал быть жизненным, и теперь его можно встретить разве что в образах Халка да Веселого Зеленого великана, который выращивает овощи. Теперь он вовсе не Зеленый рыцарь, на которого то и дело натыкался сэр Гавейн – потому что вода тухлая, и земля пустынная, как во Второй книге Царств, – теперь он по настоящему жирный, и обычно черный, или серый, или даже цвета «металлик». Маленький робот Тик Ток из сказок о Стране Оз, это и есть он, его портрет. – Мавранос посмотрел на своего полусонного собеседника и вдруг задумался о том, с чего вообще ему пришло в голову все это объяснять. – Но ты о нем никогда не слышал.

– Нет. Единственный известный мне толстяк, – ответил Крейн, остановившись на середине фразы, чтобы сделать большой глоток пива, – тот, который в 1960 м выстрелил в лицо луне.

– Расскажи, что это было.

Крейн заколебался было, но потом покачал головой.

– Я шучу. Это всего лишь песня Джона Прайна.

Со стоянки «Нормс» послышалась перебранка нескольких голосов, потом люди расселись по машинам; зажглись фары, автомобили проехали по Мейн и исчезли в ночи.