Победно запахло полынью в росе, и протяжно заухала, точно леший, одинокая птица. Все полно значения, казалось, вот-вот случится что-то; и я, с детства не боящийся темноты, не рискнул бы углубиться сейчас в черную влажную сердцевину сада.
С «Отроком Варфоломеем» я потерпел фиаско, а чтоб завести следственную машину (ну, хоть сдать на анализ ковер), необходимо предъявить уголовные улики. Истлевшие останки. Два года назад, пораженные пропажей ножа, да и вообще жутковатой атмосферой спальни, мы с Колей осмотрели участок — запущенные кущи, истрепанные, истерзанные прошедшей грозой: никаких следов могилы не было. Все три лопаты находились на своем месте в сарае — также без свежих следов земли. А на третий день, после первого письма («белое платье покрылось пятнами, помнишь? И вода их не смыла, ничего не смыла»), мои мысли и сны обрели четкую направленность: наше озеро.
Но полкилометра… У Горностаевых уже тогда была машина, и Алла, в отличие от мужа, водитель прирожденный. Как он сегодня забавно сказал: «Патология какая-то — все резать, резать…» Я в волнении привстал — смутная мысль, душевное движение, что-то пробивалось из глубин подсознания, — спустился по ступенькам. Обступила тьма, проявились звезды. Ерунда! Она ушла с пустыми руками — есть свидетель. Нет, нет, я перескочил, я не об этом подумал! А о чем?.. «резать, резать»… не могу уловить, но что-то завязано на Горностаевых.
От калитки послышались шаги, из-за угла дома появился Василий. Кивнул, подошел. Пустяковая разница между нами — в три года — давным-давно сгладилась, но сейчас я себя поймал на детском ощущении: старший брат, он разберется.
— Ну, где ты нашел кровь?
— Где нашел, там ее уже нету. Меня вот что интересует: ты давно знаком с Ольгой Бергер?
Василий засмеялся и процитировал своего любимого писателя:
— «Догадался, проклятый, с детства был смышленый!»
Мы поднялись на терраску, уселись.
— Я познакомился с ней в ЦДЛ на поминках Прахова.
— А чего скрыл?
Он пожал плечами.
— Ну, если б я знал, что тебя это интересует…
Вообще-то он прав: в интимные наши, так сказать, сферы, мы взаимно не лезли.
— У нас своеобразные отношения, она инвалид. Ей необходим покой. И тайна.
— Для чего?
Он опять засмеялся.
— Для творчества. Ну, я прошелся по вашему особнячку, любопытство. Тут женщине дурно, упала в кресло. Оказалось, давление подскочило, у нее сто болезней. Я ею занялся.
— До сих пор занимаешься?
— Более или менее.
— Можно мне ее повидать?
— Если она не против… Только зачем?
— Тайна следствия.
— Ну, старик, ты даешь!
За беспечным его тоном пряталось нечто серьезное, может быть, мучительное. Эк Ваське не везет! Мы помолчали.
— Где Коля?
— В мансарде. Спят, наверное.
— Кто с кем?..
Во мне трепыхнулась моя собственная скверная тайна.
— А, с этой девочкой. Свадьба будет?
— Это их проблемы, — ответил я резче, чем надо бы. — Скажи, можно зарезать человека, почти не пролив крови?
Василий подумал.
— Можно. Если попасть в жизненно важный центр, например, в сердце. И не вынимать нож из раны. Или вынуть позже, когда сердце остановится.
— Совсем не будет крови?
— Ну, минимальное количество. Пошли в спальню?
— Да нечего там смотреть.
— Так чего панику поднимал?
— Завтра посмотришь. |