— Кстати, вы не в курсе: состояние большое?

— По сравнению со мной он был буржуа, но я не завистлива… — Ольга усмехнулась. — Даже в какой-то степени благодарна.

— За что?

— В день похорон ваш брат… знаете, можно умереть на публике — и никто не заметит. А он привез меня сюда, не отходил, буквально спас, отдавая все силы, всю душу. И спасает до сих пор.

Восторженное заявление. Ай да Васька, ай да молодец! (Конечно, я употребил не школьное, а искомое пушкинское выражение.) И поддакнул осторожно:

— Он самоотверженный врач.

— Знаете, что меня еще подкупило? Забота о вас. Он помчался к закрытию ресторана, говорил, что вы в стрессе.

— В водке. Хотя смерть героя меня несколько подкосила.

— Да, теперь я понимаю. Вот почему я так откровенна с вами, даже мечтала познакомиться. Вы с ним похожи.

Не очень-то мы с братом похожи, но влюбленной женщине виднее. И ведь — диво дивное! — не домогается со своими стихами по случаю «полетов во сне и наяву» с Васькой, а уже, поди, целые циклы… Я поймал себя на мысли, что злым стал и издерганным.

— Я тоже мечтал.

— Правда?.. — Ольга задумалась. — Не представляю себе Прахова в роли героя.

Да, она не глупа.

— Строго говоря, герой романа не он. Прахов — символ боли и ужаса. Символ столетия, споткнувшегося и захромавшего на левую ножку… — тут я осекся и заткнулся, но нечаянной аналогии она как будто не заметила.

— Кто же герой?

— Оленька, да ну их всех к Богу в рай!

— Позвольте! — Она вздрогнула. — Прахов и в романе умер?

— В один день и в жизни, и в воображении.

— Но это мистика!

— Чья-то злая воля, мне кажется.

— Чья?

— Не знаю.

— Расскажите, пожалуйста, — глаза заблестели жадно. — Я так остро чувствую тайну. Пожалуйста!

Я нехотя начал, постепенно, к своему удивлению, увлекаясь:

— Молодой человек — Павел, начинающий прозаик с блестящими (по замыслу моему) задатками, — знакомится с Кощеем Бессмертным. «Это было у моря, где лазурная пена…»

— И я там же познакомилась!

— Словом, старик, пронесший через пламенные десятилетия грех смертоубийства, выбирает Павла своим наследником.

— У старика нет родственников?

— Правнучка.

— Вы ее хорошо знаете?

— Нет, но… Помню, например, прелестного ребенка на коленях у дедушки. Тогда, перед смертью, монах проклял убийц, и Кощей безумно боится, как бы проклятие это не перешло на девочку.

— Павел увлекается ею?

— Он любит Анну. Но недаром же старик выбрал именно его, почуял нечто родственное, раздвоенность и одержимость. Постепенно, день за днем, он увлекает юношу загадочным замыслом сбывшегося проклятия. Их было двенадцать плюс он, «главный». Эта дюжина и их потомки в течение семидесяти лет так или иначе уничтожены. Гибели каждого посвящена отдельная глава — рассказы Кощея. Сам же он наказан страшной милостью — бессмертием. Он не может наложить на себя руки, физически не может, пробовал: некие силы охраняют его, прогоняя смерть. Старик предлагает Павлу план.

— Какой?

— Убийства. Кощей оставит предсмертную записку и отпечатки пальцев на своем ноже.

— И Павел соглашается?

— Отказывается, осознавая, какую тягость возьмет на себя.