— Почему же? Что, собственно, произошло?

Историк набрал в грудь побольше воздуха, пытаясь приумножить запасы своей смелости. Ведь так неприятно ощущать, что своими словами ты вынужден разрушить мечту всей жизни своего собеседника.

— Помните пробирку с генетическим материалом Иисуса?

— Еще бы! Конечно! В ней, можно сказать, вся суть и соль данного проекта! Ведь это ДНК позволит нам клонировать Иисуса, вернуть его на землю нашу! — и, прищурив глаза, израильтянин добавил: — А почему вы вспомнили о ней?

Томаш хотел посмотреть в лицо Арпаду Аркану, но не отважился. То, что он собирался сказать дальше, должно было стать слишком тяжелым и даже жестоким ударом. Мелькнула идея, а не перенести ли продолжение этой беседы на потом, на послеоперационный период? Однако он тут же отбросил эту трусливую мыслишку: чему быть, того не миновать. Надо было идти до конца.

— Эта пробирка уничтожена.

В палате наступила тишина. Даже фельдшеры, до того обсуждавшие вполголоса какие-то свои вопросы, замолчали, затаив дыхание.

— Уничтожена? — переспросил президент фонда, не сознавая еще всей важности утраты. — Что значит «уничтожена»?

Профессор пожал плечами, изобразив безмерное отчаяние и бессилие что-либо поправить…

— Ее больше не существует в природе, — он поднял забинтованную левую руку и сдул с нее пыль. — Пуф! И все, Kaputt! Финиш! И даже пыли от нее не осталось, — развел он руками.

Пораженный известием Аркан смотрел на Томаша во все глаза, беззвучно открывая и закрывая рот. Он силился понять смысл только что услышанного.

— Генетический материал Иисуса был весь уничтожен? Разрушен? Но как? Как это произошло?

— Во всем виновата итальянка, — принялся объяснять профессор. — В самый последний момент, когда пламя уже было совсем близко, а я пытался открыть дверь, чтобы нам выбраться оттуда, она бросила пробирку в огонь.

— Что?

Историк снова опустил глаза.

— Мне очень жаль, что так случилось, — прошептал он. — Но я ничего не мог сделать. ДНК Иисуса утеряна, и «Проект Иешуа» закончен. Увы, но клонировать Мессию уже не получится.

В предоперационную снова вернулась тишина. Абсолютная. Напряжение ощущалось буквально физически. Слышалось только приглушенное дыхание присутствующих: и тех, что разговаривали, и тех, что ожидали конца этой встречи. Всем было интересно узнать, что же будет дальше.

Президент фонда аккуратно и едва заметно сдвинул набок свое грузное тело, повернул голову на подушке, глядя в потолок. Очевидно, собирался с мыслями после всего, что узнал. Томаш понимал, что присутствует при одном из самых трагических моментов в жизни этого человека. Он вдруг понял, что сам расчувствовался не в меру; вот и глаза, что называется, на мокром месте. Пришлось повернуться и сделать пару шагов в сторону от носилок.

— Профессор Норонья?!

Португалец остановился и оглянулся.

— Да, слушаю вас…

Аркан смотрел ему вслед с совершенно непроницаемым лицом.

— А знакома ли вам так называемая PCR Machine?

Томаш покачал головой.

— Понятия не имею.

Президент подозвал его жестом подойти к нему поближе: судя по всему, их разговор нельзя было считать закончившимся. Ему было чем еще поделиться с собеседником.

— PCR Machine — это установка для полимеразной цепной реакции, — сообщил Аркан таким тоном, как будто делился страшным секретом. — Вы, полагаю, никогда и не слышали о такой?

— PCR Machine? ПЦР? — португалец напряг память.